Главная
Публикации
Украина может создать гибридный трибунал с участием международного правосудия, чтобы не тратить годы на наказание военных преступников — Романцова

Украина может создать гибридный трибунал с участием международного правосудия, чтобы не тратить годы на наказание военных преступников — Романцова

Опубликовано: 28 Июн / 2022 11:30

Процесс привлечения российского руководства к ответственности за совершенные военные преступления длительный, но необратимый. Каждый украинец, прошедший через оккупацию и войну, может и должен присоединиться к сбору доказательств. Уже на данном этапе участники инициативы “Трибунал для Путина” задокументировали более 10 тысяч эпизодов. С какими вызовами столкнулось украинское правосудие и какие международные институции помогут Украине восстановить справедливость рассказала в эфире марафона “FreeДОМ” на телеканале UA исполнительный директор правозащитной организации “Центр гражданских свобод”, сооснователь инициативы “Трибунал для Путина” Александра Романцова.

– Александра, расскажите, пожалуйста, как находить виновных и притягивать их к ответственности?

– Начнем с того, что сейчас украинское правосудие стоит перед глобальной задачей, которая во многом непосильна ни одному национальному расследованию. И тут нельзя говорить, что украинцы не справляются, потому что мы, например, хуже, чем система Франции или Британии. Вопрос в том, что такое массовое совершение преступлений, возможность доступа к информации о них, с таким не сталкивалась ни одна европейская страна. И здесь мы, как граждане, которые хотят правосудия, большинство которых коснулась эта масса военных преступлений, мы должны включиться, хотя бы на этапе так называемого документирования первичного – это когда события, которые не являются военными преступлениями, отделяются от военных преступлений, на которые в дальнейшем расследователи потратят достаточно много времени, чтобы собрать доказательства о конкретной ответственности. Конечно, многие люди не знают, что такое военное преступление с юридической точки зрения и не могут определить сразу, были ли они свидетелем либо жертвой военного преступления. Именно поэтому мы собираем все истории, и в дальнейшем часть этих историй оказывается военными преступлениями, а часть помогает нам адвокатировать помощь Украине на разных международных площадках. Поэтому не ожидайте, что это будет очень быстро, но уже сейчас прокуратура показывает достаточно активную динамику расследования. В то же время мы понимаем, что это миллионы эпизодов. Даже те территории, на которые у нас есть доступ, у нас сейчас в базе инициативы “Трибунал для Путина” больше 10 тысяч эпизодов, и это при том, что не ко всему у нас есть доступ. Мы собираем информацию в том числе по свидетельствам людей, из открытых источников, проверяем то, что написано в Telegram. Но то, что произошло в Буче и Ирпене, в чуть меньшем масштабе произошло в каждом селе, городке Украины, где находились оккупанты.

– Насколько важно, чтобы и внутренние судебные процессы сейчас шли и продолжались, если они связаны с военными преступлениями российских военных?

– Да, это абсолютно точно, и здесь мы показываем свою приверженность к цивилизационным демократическим структурам, в которых есть правосудие, а не суд Линча или публичное порицание, как мы часто видим в России. Нужно понимать, что мы боремся, в том числе, чтобы никогда не стать Россией. Так вот, здесь гибридное правосудие. Оно, конечно, должно начинаться с уровня расследования тех людей, которые отдали приказы. Но вопрос в том, что каждое действие каждого исполнителя тоже должно быть оценено. И очень важным аспектом является то, что нам с вами нужно, чтобы этим занимались на территории Украины, но с участием международных судей, поскольку, во-первых, мы 30 лет не занимались никакими войнами, кроме оккупации наших территорий, поэтому у нас нет опыта, мы очень много времени будем тратить на то, чтобы изучать прецеденты. Есть судьи, есть люди в мире, которые, зная о правосудии, о международных стандартах, могли бы помочь нам сделать это быстрее. Во-вторых, есть опыт других стран, даже европейских стран. Это, прежде всего, Югославский трибунал, где есть уровень Гааги, где рассматривают президента, главнокомандующего, генералов, полевых командиров, а вот уровень солдат рассматривается правосудием в каждой из стран. И, например, в Хорватии первые дела по военным преступлениям начались через шесть лет. Мы можем уже сейчас делать это, создав свою уникальную украинскую форму гибридного трибунала с участием международного правосудия, но, в то же время, под абсолютным контролем, при участии и согласованности с нашим национальным законодательством. Это непросто, но те задачи, которые поставила перед нами война, — быстро ускорить свою эволюцию, в том числе и в судебной части, к сожалению, у нас есть, и они нам жизненно необходимы.

– Важно отметить, что эти российские военные гордятся военными преступлениями, по их мнению, это какое-то освобождение. Но тут дело в другом, ведь если российские военные, которые успели сбежать, вернулись домой, им там ничего от местных правоохранительных органов предъявлено не было, это говорит о том, что и военное руководство не против этих военных преступлений?

– Да, все военные преступления имеют такое понятие, как систематичность и признаки политики. То есть, Российская Федерация не просто так отдает приказы, она имеет мотивацию, и эта мотивация – военное преступление. Сам по себе захват, использование живого щита, в котором люди удерживаются в тех объектах, которые Россия либо использует, либо обстреливает, либо использует как казарму, когда люди находятся в подвале. У нас есть пример: 62 человека находились в школе в то же время, как россияне поставили внутри этой школы расчет и стреляли оттуда, таким образом, делая эту школу военной целью для украинской армии. При этом украинская армия, зная о том, что там находятся люди, не может отвечать, таким образом, теряя военное преимущество. Такие действия происходят системно во всех регионах, где есть школы, практически, каждая школа пострадала таким образом. Мы видим, что это результат приказа, это не какой-то отдельный офицер решил именно таким образом действовать. Именно поэтому ответственность на международном уровне в международном уголовном суде относится именно к главнокомандующему, генералам и полевым офицерам. Потому что их действия или бездействие, когда их солдаты бесчинствует в оккупированных селах, является ответственностью за военное преступление.

– Я правильно понимаю, если сейчас Путин пересечет границу с какой-либо страной, не идет речь о задержании Путина? То есть, этот трибунал еще юридически не пошел? Ну, Путин или любое его окружение, которое причастно?

– Пока не предъявили обвинение. То есть гипотетически можно доказать, что Путин ничего не знал, и это руководитель какой-то из армий Российской Федерации создал какой-то приказ. Поэтому нам нужно подтвердить, что не одна армия, которая занята в войне с Украиной, что больше, чем одна армия выполняет похожую систему приказов, соответственно, мы таким образом доказываем, что этот приказ главнокомандующего. Это, действительно, детальная юридическая работа. Почему она такая сложная? Потому что мы сейчас говорим о нарушении суверенитета определенной страны, вот эта вот юрисдикция международного уголовного суда, она, по сути, является над суверенитетом. Нам надо очень серьезные доказательства того, что Путин сам отдает эти приказы, хотя и слышим, что он чуть ли не на уровне полковника принимает участие в планировании.

– Скажите, пожалуйста, по поводу экологии можно ли ожидать каких-то исков, обвинений в компенсации ущерба, такая практика существовала?

– Да, абсолютно точно, и мы в нашей инициативе “Трибунал для Путина” представляли работу прекрасной организации “Экология. Право. Человек” в Вене на заседании ОБСЕ, где мы рассказывали о военных преступлениях экологического характера. На самом деле военные преступления – это достаточно большая категория, и в том числе, например, использование атомной электростанции как базы для своего вооружения. То, что делает сейчас в Энергодаре Российская Федерация, тоже является очень большим вопросом в отношении экологии. Действительно, горюче-смазочные материалы, все наши бензоколонки, хранилища нефти, бензина, все наши перерабатывающие заводы, которые были обстреляны, уничтожены, всё это часть той экологической угрозы, которая в том числе задевает территории близлежащие к нам как Российской Федерации, так и Беларуси. Но мы знаем, что, к сожалению, нашим врагам это самоуничтожение нипочём. Они тщательно этим занимаются, но в то же время для всей экологии Европы будут последствия. Да, этот ущерб им придется восстанавливать. Я очень надеюсь на то, что все средства, которые были извлечены из оборота экономики Российской Федерации за ее пределами, замороженные активы, что они будут собраны в тот фонд, который поможет с экологическими вопросами всей планеты.