Международные институции продемонстрировали свою несостоятельность в контексте войны в Украине. Яркий тому пример – голос России в ООН. Об этом рассказала директор Института безопасности Восточной Европы Юлия Осмоловская в эфире марафона “FreeДОМ” на телеканале UA.
Зависимость от РФ группы стран делает их уязвимыми. Тем не менее, по ее мнению, Запад демонстрирует консолидированную позицию трансатлантического сообщества, есть лишь различия в подходах и позициях стран.
Подробно — в интервью.
— Какие основные треки Вы для себя выделяете, если говорить о геополитических последствиях войны в Украине? Одни выделяют вопросы энергетики. Кто-то обращает внимание на климатическую повестку. Кто-то выделяет проблему голода. Может быть, что-то еще Вы добавите в перечень этой повестки?
— В моем списке порядка 11 возможных геополитических последствий этой войны и победы Украины. Если говорить о текущем моменте, то первое, наверное, самое главное это то, что международные институты в силу своей очень ограниченной реакции на действия Российской Федерации и того инструментария, который они имеют в своем распоряжении, чтобы принудить Россию изменить свое поведение, продемонстрировали свою полную несостоятельность на сегодняшний день.
И первый, главный вызов, с которым столкнется мир по завершении войны, это тотальный пересмотр принципов работы международных институтов. Ну давайте возьмём хотя бы Организацию Объединенных Наций, где Россия, будучи страной-агрессором имеет право вето, находясь среди постоянных членов Совета безопасности. И таким образом блокирует все возможные решения, которые отражают позицию большинства стран, входящих в Организацию Объединенных Наций. Мы это видим по результатам голосования по украинским резолюциям в рамках Генеральной ассамблеи ООН. Или, например, другая ситуация, которая касается безопасности на Черном море. Когда Украина еще в марте заявила о невозможности гарантировать безопасность судоходства и обратилась к Международной морской организации с соответствующим заявлением о закрытии портов, то было принято решение, что нужно вводить меры временного характера, которые бы гарантировали эту безопасность. Но ничего не было сделано. А ООН рассматривала соответствующую ситуацию только в мае этого года и результатов на сегодняшний день нет. Хотя вполне очевидно, что Россия нарушила ряд положений Конвенции по безопасному судоходству. И в общем-то никаких трибуналов, рассматривающих такие враждебные действия Российской Федерации, не было создано.
И что мы видим сейчас? Мы видим, что патовая ситуация с зерном, с невозможностью его вывоза через украинские порты в Черное море заставляет наших западных партнеров менять риторику и говорить о том, что нам нужно искать пути договоренностей с Россией, потому что без политической воли России повлиять на ситуацию мы не можем. Они расписываются в собственном бессилии решать эти вопросы независимо от страны-агрессора. Это ведет к следующему очень серьёзному геополитическому выводу: зависимость определенных стран или групп стран от одной страны, которая реализует агрессивную политику и может на каком-то этапе стать враждебной, делает эти страны уязвимыми и ограниченными в возможностях своих реакций на действия страны-агрессора.
Европейский Союз пытается искать альтернативные источники и диверсифицировать риски зависимости от одного источника, в данном случае от Российской Федерации.
Следующий вывод, который напрашивается: трансатлантическое единство на первой фазе продемонстрировало серьезнейшую консолидацию и пока в рамках компонента безопасности и обороны. Сейчас будет третья встреча в Брюсселе. Но в общем-то формат участия министров обороны более, чем 40 стран уже получил название “встречи Рамштайн”. Пока существует консолидированная позиция трансатлантического сообщества касательно того, как нужно реагировать на действия России, как страны-агрессора. Вместе с тем на переговорном направлении мы видим уже различия в подходах и позициях, где явно просматривается англосаксонская ветвь – это Британия и США, которые занимают позицию ближе к Украине, и континентальная Европа, которая выступает с такими заявлениями как “перестаньте унижать Россию”, “давайте поможем Путину сохранить политическое лицо” и так далее. Вот эти вот вещи сейчас приводят к риску того, что трансатлантическое единство может сейчас подвергаться серьезным испытаниям.
Следующий глобальный вывод: тенденция на уход от так называемых крупных оборонительных союзов, и союзов по безопасности в пользу более гибких, маневренных субрегиональных альянсов безопасности по смешанному типу. Что я имею в виду? С одной стороны — это НАТО, как большая громоздкая бюрократическая структура или ЕС, а с другой стороны — это союзы, которые формируются органически, уже на основании позиций тех стран, которые нас поддерживают. Например, инициатива Бориса Джонсона по более плотному оборонительному и компоненту по безопасности с Польшей, Украиной и со странами Балтии.
Следующий геополитический вывод: нейтральность больше не является самым эффективным методом гарантирования безопасности. Скорее, такую безопасность может давать коллективная безопасность, членство в определенных союзах. В данном случае я делаю отсылку к историческому решению Швеции и Финляндии вступить в НАТО. Мы видим, что эти страны отказываются от нейтралитета в пользу коллективной безопасности.
— Вы согласны с той логикой, что ООН стала жертвой войны в Украине, а не война в Украине стала жертвой бессистемной, или как вы сказали слабой позиции Организации Объединенных Наций?
— Поясните мне, пожалуйста, почему ООН стала жертвой?
— Это не моя мысль. Эта мысль есть в международной прессе и в дискуссиях на страницах международных медиа, что якобы ООН сама по себе как институт стала жертвой событий в восточной Европе. Вы не согласны с такой дискуссией, я так понимаю?
— Конечно, нет. Я считаю, что это слабая попытка объяснить несостоятельность такого института как ООН. Давайте вспомним: призывы к реформированию ООН звучат не одно десятилетие. Уже порядка 30 лет идут призывы, во-первых, к изменению системы работы Совета безопасности и постоянных членов. Знаем, что при создании ООН Германия умышленно была исключена из него и с того времени Германия тоже совершает определенные попытки попасть в число постоянных членов Совета безопасности ООН. Плюс есть подход к тому, что этот состав на сегодняшний день не отражает реальную конфигурацию серьезных игроков, в частности, говорят о том, что недопредставлен регион Африки, что Индия и страны Латинской Америки должны иметь более серьезные права. То есть сейчас ситуация просто еще раз показала, что фундаментальный смысл, который закладывался в создание Организации Объединенных Наций, а именно недопущение войны, эта организация не в состоянии обеспечить. Ведь эскалация с 24 февраля — лишь логическое следствие того, что, начиная с 2014 года ООН и другие международные институты не смогли дать более адекватный правильный ответ, который бы остановил Россию. Поэтому мне кажется, что здесь просто апологетам глобалистики и международным институтам просто нечего сказать в свою защиту. Вот они пытаются таким образом сместить акценты того, что же на самом деле нужно делать вокруг этих громоздких бюрократических организаций вроде ООН.
— Если необходима либо реформа ООН как таковой либо в целом отказ от участия в Организации Объединенных Наций, кто же тогда будет гарантом хотя бы какой-то системы безопасности в мире? Как быть тогда? Это же дискуссия не на один год, я так понимаю.
— Конечно, она же уже 30 лет идет и никакого результата нет. Можно руководствуясь соображениями сохранения системы ради системы, идти по принципу этих же призывов к реформированию. Но мы видим, что за 30 лет ничего не было сделано существенно. Ведь если смотреть в историческом срезе, Лига Наций распалась перед Второй мировой войной и после ее окончания была создана уже ООН. И очень многие аналитики на сегодняшний день предрекают то, что с тестовой ситуацией ООН, скорее всего, не справится. И в результате завершения войны, в случае победы Украины она приобретает уже выбороную субъектность в международных отношениях. То есть это уже страна, которая будет иметь огромный опыт ведения войны, победы в такой войне. И страна, которая будет иметь абсолютно равное право претендовать на одну из лидирующих ролей по формированию новых подходов к архитектуре безопасности в Европе.
Я не призываю сейчас разгонять ООН. Надо отдать должное, что ООН пытается каким-то образом все-таки внести свой посильный вклад в регулирование хотя бы каких-то аспектов войны. Достаточно активную роль взял на себя генсек ООН Гутерреш для урегулирования вопроса ситуации в Мариуполе. И до сих пор идет этот диалог по освобождению украинских бойцов, которые сражались и удерживали “Азовсталь”. Также знаем, что сейчас ООН активно пытается приступить к урегулированию вопроса продовольственного кризиса и вывоза украинского зерна через наши порты по Черному морю. Но с точки зрения результативности пока мы видим очень ограниченный ее эффект. То же самое можно сказать о деятельности Международного Красного Креста в Украине. Есть много вопросов к этим сложным громоздким бюрократическим структурам. Я очень бы хотела надеяться, что война в Украине будет как раз тем самым триггером, который приведет к реальным изменениям в работе этих структур. Если не к их полной перезагрузке.
Читайте также:
Интересы западных стран, переговоры о зерне и бой за Северодонецк. Главные тезисы Зеленского
Глобальные изменения в мире: последствия войны РФ против Украины