По нацистским лекалам: как работают российские фильтрационные лагеря для украинцев

Допросы и пытки, задержание мирных граждан, массовая принудительная депортация и незаконные тюремные заключения — это современная доктрина Кремля по выявлению и уничтожению не лояльных к режиму.  

Кто приказал создать сеть фильтрационных лагерей на временно оккупированных территориях Украины и в самой России? Какую роль в увеличении числа украинских пленных сыграла Беларусь? Что творят с беззащитными людьми пособники Кремля? Об этом рассказывает новый выпуск “Специального репортажа” на телеканале FREEДOM. 

Автор — Ольга Михалюк.

После полномасштабного вторжения России в Украину, усовершенствовав свой предыдущий преступный опыт в Чечне и наследуя нацистские практики депортаций и концлагерей, Кремль создал на временно оккупированной территории систему задержания и фильтрации украинских граждан, не лояльных к режиму. Сеть незаконных фильтрационных лагерей россияне развернули и в Беларуси, что доказывает соучастие в войне высшего политического руководства этой страны. 

Фильтрационные лагеря в Беларуси

24 февраля 2022 года армада российской техники вторгается в Чернобыльскую зону со стороны Беларуси. Это одно из стратегических направлений оккупантов в ходе полномасштабного войны и планов взять Киев за три дня. Заход в Украину попал в экшн-камеру российского военного и эти кадры оказались в распоряжении журналистов “Радио Свобода”. Они вместе с коллегами из Белорусского расследовательского центра решили доказать не только причастность Лукашенко к войне, но и организацию с его разрешения фильтрационного лагеря на территории государства. 

“Мы с партнерами задались целью найти это место и вообще подсветить этот ракурс соучастия Беларуси и режима Лукашенко в войне против Украины. По нашему мнению, он недостаточно освещен. И тот факт, что украинских мирных жителей держали на территории Беларуси, еще раз подтверждает, что режим Лукашенко является соагрессором. Он также давал возможность россиянам проводить пытки над военными и гражданскими”, — говорит журналист-расследователь Максим Савчук. 

Лариса Ягодинская — жительница села Ораное, которое находится в 45 км от границы с Беларусью. Через него в начале войны двигались колонны противника к Киеву. В начале марта между селами Ораное и Хочева российские военные соорудили блокпост.

Неподалеку от него оккупанты задержали сыновей Ларисы. Старшего Александра и младшего Владислава, который на тот момент был несовершеннолетним. В поисках мобильной связи окольными путями молодые люди на велосипедах отправились в село Приборск. Назад возвращались уже по асфальтированной дороге и, не доехав до села Хочева, пропали.   

“Они пропускали большую колонну российской техники, остановились на обочине. Я не знаю, что россияне себе надумали. Видимо, решили, что ребята считают технику и записывают”, — вспоминает Лариса Ягодинская.  

В тот день парни не вернулись домой. Попытки Ларисы узнать у российских военных, где сыновья, не увенчались успехом. Женщина продолжила поиски самостоятельно. 

“Меня подвезли машиной, где есть связь. Я позвонила девушке Славы, которая была в Луцке. Я знала, что если он объявится, то прежде всего позвонит ей. И она мне сказала, что Слава находится в Беларуси”, — рассказывает Лариса. 

Старшего сына Ларисы захватчики отправили в российское СИЗО, а младшего удалось вернуть с помощью украинских пограничников. Тогда правоохранители узнали, что в белорусском городе Наровля действует фильтрационный лагерь, куда свозят как военнопленных, так и гражданских. Это подтвердил и военный связист Богдан Лысенко, которого 20 марта вместе с побратимами взяли в плен россияне. Во время обороны Николаевки под Бучей Богдан был ранен. 

“Мы ехали в большом бронированном автобусе. Мы проезжали местные озера, потом нас вывезли на трассу. Мы были в Чернобыле”, — вспоминает Богдан Лысенко, военный ВСУ. 

Оттуда украинских военных также повезли в Наровлю. То, как Богдана несут на носилках, сняли российские пропагандисты, а потом ему устроили допрос. 

“Нас привезли в барак, там фотографировали, брали данные. Спрашивали, какая часть, какое звание. Для обычных солдат на этом допрос заканчивался”, — рассказывает Богдан. 

По словам экспертов, нередко к военным относились более лояльно, чем к мирным жителям. 

“Нам рассказывали украинские военные, что несмотря на то, что их избивали и подвергали пыткам, это все равно было не так жестко, как то, чему подвергались гражданские лица. Якобы мирные жители ни в какую не хотели признаваться, что они якобы диверсанты”, — говорит основатель Белорусского расследовательского центра Станислав Ивашкевич. 

Фильтрационный лагерь в Наровле правозащитники называют одним из самых жестоких по отношению к гражданским. Пытки и выбивания признаний там проводились с нечеловеческим рвением. Особенно доставалось мужчинам, потому что в них оккупанты видели информаторов, диверсантов и партизан. 

“У россиян тогда была паранойя, что все вокруг наводчики, сотрудничают с СБУ и передают информацию. Забирали даже стариков и детей”, — вспоминает военный ВСУ Богдан Лысенко. 

С момента освобождения из Наровли прошло три года, но младший сын Ларисы Владислав до сих пор не может прийти в себя.

“Россияне что, не видели, что он ребенок? У него при себе был паспорт! Не знаю, куда они смотрели и что  хотели. Как можно было бить ребенка электрошокером?” — говорит Лариса. 

Журналисты стали искать месторасположение фильтрационного лагеря, опираясь на свидетельства вызволенных из плена и спутниковые снимки того периода.  После сопоставления информации стало понятно, что это здание, принадлежащее государственному предприятию “Припятский Альянс”. 

“У них было множество баз. В Наровле был один из центральных пунктов.  Там был штаб, госпиталь и фильтрационный лагерь”, — говорит основатель Белорусского расследовательского центра Станислав Ивашкевич.  

Расследователи обратились с вопросами к городскому голове Наровли. 

“Мэр города Наровля, где это все происходило, бывший сотрудник службы охраны Александра Лукашенко. Когда мы спрашивали у директора предприятия “Припятский альянс”, которому принадлежало здание, где находился этот фильтрационный лагерь, она отправила нас к нему”, — рассказывает Ивашкевич. 

Приспешники Лукашенко, как и их лидер, отрицают какую-либо причастность к войне России против Украины.

“Мы не давали России в пользование территорию Белоруси. У нас были учения, на которых было задействовано несколько представителей российских войск из Зауралья. И Путин начал выводить эти войска из Беларуси. Они были на Юге Беларуси. И по этой дороге мимо границ с Украиной он начал вывод войск. Часть войск в какой-то период спровоцировали, я в этом убежден, и они завернули на Киев. У нас не было такого случая, чтобы Путин просил меня в ходе вот этого конфликта включиться в военном отношении”, — заявляет белорусский диктатор Лукашенко. 

По словам журналистов-расследователей, то, что говорит Лукашенко — не является правдой. 

“Государство, фактически, отдавало свои территории для расположения войск и подготовки к вторжению. И это еще одно свидетельство того, что режим Лукашенко не просто давал молчаливое согласие, а предоставлял территории для российских войск, чтобы они могли проводить пытки над гражданами Украины”, — говорит журналист-расследователь Максим Савчук. 

Еще одно военное преступление, которое влечет за собой так называемая фильтрация, — это незаконная депортация и последующее тюремное заключение гражданских лиц, которых оккупанты посчитали “подозрительными”. Люди могут без суда и следствия годами быть оторваны от внешнего мира в ужасных условиях содержания и без должной медицинской помощи. 

Богдан Лысенко вспоминает, как в Наровлю доставили двух гражданских — отца и сына. 

“Мужчина был со своим ребенком, у которого заболевание — задержка в развитии. У самого мужчины был диабет. Он просил, чтобы их не разделяли с сыном, но их, конечно же, разделили. Мужчину отправили вместе с нами в Курск”, — вспоминает военный ВСУ Богдан Лысенко. 

Куда отправили сына — неизвестно. Отца перевели в СИЗО. В лечении ему отказали. Издевательств и побоев мужчина не выдержал и скончался в душевой. 

“Люди содержатся в условиях, в которых у них даже нет права кому-то сообщить о своем задержании. Нет никакой связи с внешним миром, никто не знает, что они задержаны. Это позволяет Российской Федерации делать с ними все что угодно”, — комментирует адвокат, эксперт по международному гуманитарному и уголовному праву Андрей Яковлев.  

Третий год в плену

Третий год в ожидании сына и ни дня без мысли о нем — в таком аду живут родители журналиста Дмитрия Хилюка. Третий год он находится в одном из российских СИЗО. Дмитрия вывезли также через Беларусь. Вместе с отцом его российские военные задержали во время оккупации села Козаровичи. Василий Андреевич с ужасом вспоминает, как это было. 

“Мы по огороду шли, доходим до своего дома и тут россияне выскочили с автоматами и схватили нас”, — вспоминает Василий Хилюк, отец Дмитрия. 

Василия Андреевича с сыном Дмитрием держали неподалеку в складских помещениях, где оккупанты обустроили фильтрационный лагерь и пыточную. Россияне заклеивали им глаза и связывали руки. После допроса мужчин продержали в подвале семь дней, а затем перевели в поселок Дымер.

Через какое-то время отца отпустили, а Дмитрия, узнав, что он журналист, взяли в плен. За три года от него удалось получить единственную весточку. 

“Дорогие мои мама и папа. Я живой и здоровый. У меня все хорошо”, — цитирует письмо сына мать Дмитрия Галина Хилюк.  

Системность и массовость незаконной депортации и заключения украинцев в России юрист-международник Андрей Яковлев называет спланированной политикой Кремля. 

“Депортация — это военное преступление. Сложно представить, чтобы военные, задержав человека на блокпосту, могли бы распорядиться, чтобы его отправили на территорию РФ. На это кто-то должен давать разрешение. Эта схема обеспечивается при согласии высшего руководства. Данное явление имеет массовый характер. Это является одним из признаков преступления против человечности”, — говорит Яковлев.   

Россия, считающая себя преемницей Советского Союза, переняла и преступную практику ГУЛАГов, в которых украинская интеллигенция подвергалась пыткам и истязаниям, умирала на каторжных работах и в нечеловеческих условиях содержания. Страна-оккупант продолжает уничтожать украинцев уже на их собственной земле, развязав кровавую войну под надуманными предлогами защиты “притесненного русскоязычного населения” и “борьбы с нацистами”. При этом действуя именно нацистскими методами. 

Сеть фильтрационных лагерей, в которых российские захватчики подвергают украинцев жестоким допросам и пыткам, не жалея ни женщин, ни стариков, ни детей, а с неугодными расправляются, лишая жизни или принудительно депортируя в места заключения, — это грубое нарушение Международного гуманитарного права и Женевской конвенции. 

Ужасы мариупольской фильтрации

Как минимум 21 фильтрационный лагерь российские войска развернули на оккупированной части востока Украины с начала полномасштабного вторжения. Карту опубликовали исследователи Йельского университета. Большинство лагерей находятся в Донецкой области, среди населенных пунктов упоминаются, в частности, Енакиево, Донецк (4 лагеря), Докучаевск, Никольское, Безыменное, Мангуш.

Через фильтрацию прошла семья Марии Вдовиченко во время спасения из осажденного Мариуполя. 

“Военные направили в очередь, и мы встали напротив Мангушской администрации. Перед нами было очень много машин, а сам фильтрационный лагерь был на кольце, от которого шла дорога на Бердянск. Очередь была длиной в несколько километров. Это все были гражданские люди, которые хотели спастись”, — вспоминает Мария. 

По словам Марии, ожидание фильтрации было долгим, изнуряющим и унизительным.

“Выйти из этой машины, элементарно справить нужду, было нельзя. Солдаты ходили и контролировали всю очередь. Нам не разрешали выйти, смотрели в окна машины, чем мы занимаемся, могли вытащить человека из машины и обыскать его”, — вспоминает девушка. 

Между рядами машин сновали российские пропагандисты, заставляя измученных войной людей рассказывать на камеру о якобы спасении и  “помощи в эвакуации”.

“Мы были уставшими, у нас элементарно не было воды. Пропагандисты доставали людей из машин и принуждали говорить то, что им было нужно. Мы не хотели с ними общаться”, — говорит Мария Вдовиченко. 

Два дня семья ожидала своей очереди на фильтрацию. Ее пришлось проходить отцу семейства и Марии как старшей дочери. Младшей дочери на тот момент было 12 лет. Мама после пережитого стресса не могла ходить. 

“Мы с папой зашли вдвоем, но нас разделили. Проверяли телефон и документы. Спрашивали, кто я такая, как меня зовут, когда я родилась, какая у меня национальность. Про национальность мне было очень страшно говорить. Было страшно говорить, что я украинка”, — вспоминает Мария. 

Но этого полицейским так называемой “ДНР” и российским военным было мало.

“Они обсуждали между собой мою внешность. Говорили мне, что у меня неумытое лицо, что я физически несовершенна и у меня есть недостатки. Также нужно было раздеться, чтобы показать, что на моем теле нет татуировок. Но это делали не женщины”, — делится девушка. 

И даже освобождение сопровождалось издевательствами.

“Мне не дали нормально одеться, взяли за шкирку и выволокли на улицу. Я упала, а они надо мной смеялись”, — говорит Мария. 

Через время оккупанты приволокли и отца Марии. Семья заметила кровоподтеки и гематомы на его лице. Но что происходило в застенках, мужчина рассказал уже тогда, когда вывез близких в Бердянск. 

“Его били, требовали в чем-то сознаться. Папа все отрицал, говорил, что он просто гражданский человек, которому нужно спасти свою семью. Он говорил правду, но его били по голове. Когда папа потерял сознание, его вытащили за фильтрационную будку и там продолжали бить ногами, угрожали отрезать уши. Били до тех пор, пока он не пришел обратно в сознание”, — говорит Мария Вдовиченко. 

Издевательства оккупантов стали для мужчины фатальными — впоследствии он потерял зрение и так и не смог восстановить здоровье. Еще через год его не стало.

Сеть фильтрационных лагерей на временно оккупированных территориях существует и поныне. И не только для контроля въезда-выезда людей или запрета покидать территорию. Так называемые фильтрационные мероприятия проводятся оккупационными  администрациями, которые чувствуют себя хозяевами на захваченных землях. Из местного населения также формируют “карательные отряды”, чтобы свои сдавали своих или охраняли места содержания пленных. 

Унизительная, а часто смертоносная процедура так называемой фильтрации, которой подвергают украинцев прислужники режима Кремля, была бы невозможной без одобрения диктатора. В 21 веке войска Путина возобновили в Украине, России и Беларуси нацистскую практику концлагерей времен Второй мировой войны. Методами унижений и издевательств захватчики  пытаются стереть украинскую идентичность у людей, оказавшихся в оккупации. 

Массовость и жестокость злодеяний российской армии против мирных жителей Украины за годы полномасштабной войны носят характер как военного преступления, так и преступления против человечности, которые не имеют срока давности. И ответственность настигнет каждого — от рядового солдата и его командира до кремлевской верхушки во главе с престарелым диктатором, для которой уничтожение украинцев стало приоритетом государственной политики.

Читайте также: Захват в плен украинских гражданских — масштабное военное преступление путинской России: обзор Дмитрия Снегирева