Из-за нежелания международных организаций меняться страдают простые украинцы: интервью с Дмитрием Лубинцом

Украина продолжает фиксировать военные преступления, совершенные российскими военными. Преимущественно от действий россиян пострадало мирное население. Продолжают страдать дети, которых тысячами вывезли на территорию РФ и в оккупированные города. Что делает Украина для того, чтобы защитить права украинцев, вернуть военнопленных и гражданских заложников, а также добиться сатисфакции на международном уровне в эфире телеканала FREEДОМ рассказал уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубинец.

— Сколько военных преступлений Российская Федерация совершила против Украины?

— На данный момент зафиксировано около 59 тысяч военных преступлений. Это преступления и против военных, и против гражданских. Мы их условно разделяем на преступления, которые были совершены в отношении гражданской инфраструктуры, гражданских людей и против военнослужащих украинской армии.

— Расскажите, о каком характере преступлений идет речь?

— Я всегда подчеркиваю, если мы откроем Женевскую конвенцию, то там нет ни одной нормы, которую бы не нарушила Российская Федерация. Если мы откроем любые разделы международного гуманитарного права, там нет ни одного раздела, ни одной нормы, которых бы не нарушила РФ. Военнослужащие российской армии убивают детей, насилуют женщин и мужчин, разрушают гражданскую инфраструктуру, разрушают детские садики, школы, больницы.

Сейчас Украина достаточно часто сидит без света, потому что Российская Федерация разрушает энергетическую инфраструктуру. Если нет электричества, все же понимают, нет воды, газа, мобильной связи, нет возможности даже приготовить еду, потому что даже для выпекания хлеба нам необходимо электричество. Что это? Это военное преступление, которое должно быть определено, как геноцид украинского народа. Это должно быть зафиксировано, открыт отдельный международный трибунал. И мне очень хочется, чтобы когда-то на скамье подсудимых в Гааге или еще где-то оказался президент соседнего государства-террориста Путин. Даже если его не будет уже в живых. Но мы должны осудить те приказы, которые он давал, и тех, кто выполнял эти приказы, наказание должно дойти до каждого. Это даже не вопрос нашего государства, это вопрос справедливости в мире.

— Госдума РФ в первом чтении уже приняла законопроект о снятии уголовной ответственности за военные преступления на временно оккупированных территориях Украины. По вашему мнению, это что? Это уже просто Россия признает, что она страна-террорист?

— Да, так и есть. Мне кажется, что Российская Федерация уже не стесняется, показывая, что для нее международное право это какая-то бумажка, которую можно использовать только в определенной комнате определенным способом. У них нет никакого взаимопонимания с общепринятыми правовыми и человеческими нормами. Россия дает сигнал своим военным, что они могут делать все, что захотят с гражданским населением в Украине и им за это ничего не будет.

Проблема в другом. Почему до сих пор мировой порядок, который отвечает за систему контроля, систему ответственности против агрессора не срабатывает?

— После теракта в Еленовке Донецкой области Международный Комитет Красного Креста (МККК) показал в большей степени свою неэффективность. По вашему мнению, какая есть альтернатива у этой организации? Она уже существует?

— Я достаточно часто их критикую. На мой взгляд, они вообще не используют мандат и не требуют от русских выполнения Женевских соглашений, где именно и прописана деятельность Международного Комитета Красного Креста. Их не допускают к Еленовке и другим местам, где РФ содержит украинских военнопленных и гражданских заложников.

— У РФ есть и фильтрационные лагеря.

— Фильтрационные лагеря — это вообще аналог Освенцима. И МККК соглашается туда не ехать, если ей не предоставили гарантии безопасности.

Парадокс заключается в том, что, например, в Донецке есть фильтрационный лагерь. Мы знаем, где он находится. Он даже не один. Есть Донецкое СИЗО, где содержатся военнопленные и гражданские заложники. При этом в самом Донецке работает миссия МККК, которая занимается какой-то активностью, привозит продуктовые наборы. Честь им и хвала. Они защищают гражданское население. Это в том числе их мандат.

Но как потом, например, они рассказывают о том, что не получили гарантий безопасности. А какие вы хотите получить гарантии безопасности? Вы же в Донецке работаете? То есть вы можете находиться в любой точке, но в Донецкое СИЗО вы не можете приехать, потому что вас туда не пустят. Поэтому не закрывайтесь этим определением: “нас туда не пускают”.

Украина не допускает вас к русским военнопленным? Нет, допускает. Вы не имеете права с ними общаться наедине? Нет, имеете — русские военнопленные пишут в вашем присутствии письма своим родственникам. Вам передают эти письма для того, чтобы вы их отправили на территорию РФ? Да, это все выполняется. Зачитали ли русским их права согласно Женевской конвенции? Да, зачитали. Оказывается ли им достаточная медицинская помощь, обеспечивается питание, вода? Да.

А теперь сопоставьте, что происходит на территории России и временно оккупированной территории Украины. Вы туда приезжаете? Вас пускают к украинским военнопленным? Нет. Вы имеете право получать письма? Да, мы получаем. Но они идут с большой задержкой. И в вашем присутствии украинские военнопленные должны писать письма своим родственникам. Это выполняется? Нет. Вы видите, в каком состоянии мы возвращаем своих военнопленных? Люди теряют десятки килограммов. Самое большое количество потерянных килограммов — 77 за 4 месяца. Вы можете себе представить, что с человеком делали, чтобы он потерял 77 килограмм? Беременная Марианна Мамонова, которая по возвращению домой через три дня стала мамой, родила прекрасную девочку Аню, даже будучи в таком положении, подвергалась пыткам психологического и физического характера. Вы же должны отдавать себе отчет, что своими действиями вы как бы позволяете Российской Федерации так относиться к украинским военнопленным.   

Парадокс в том, что из-за нежелания международных организаций меняться страдаем мы, граждане Украины. Альтернатива таким организациям еще не найдена. Но, например, мы поднимаем этот вопрос со структурами ООН.

— Была информация, что в Еленовке до недавнего времени оставалось еще 150 военнопленных, среди них и гражданские лица. Скажите, где эти люди сейчас находятся?

— Мы фиксируем 150 человек, которые остаются в Еленовке — это как военнопленные, так и гражданские заложники. Всех остальных, большую часть, РФ вывезла небольшими группами, по 30-50 человек. Несколько раз они меняют места, привозят куда-то в Донецк, увозят на территорию РФ в Ростовскую или Брянскую область, везут на территорию Крыма и потом по новой начинают куда-то передвижения.

— Как продвигается расследование убийства в Еленовке. Насколько активно помогает Организация Объединенных Наций в расследовании?

— ООН создала сразу отдельную миссию по ситуации в Еленовке. Они туда не приехали, русские их не пустили точно так же, как не пустили МККК.

Мы для себя все расследования провели даже по анализу фото- и видеоматериалов, которые были опубликованы самими же русскими. Там все понятно. На мой взгляд, это была публичная казнь украинских военнопленных, потому что никакого обстрела не было. Характер повреждений здания и гибели жертв дает там 99% уверенности в том, что был подорван снаряд внутри — взрывное устройство, которое дает очень большую температуру. Это ключевое, потому что снаряд “Града” или “Хаймарса” дает очень много осколков, и они наносят рваные раны. А там было четко видно, что тела жертв обугленные. Русские делают все, чтобы мы официально никогда не получили доступ к Еленовке. Это произойдет тогда, когда мы ее освободим.

— Сейчас происходит довольно активный обмен пленными. Что на это повлияло?

— Да, мы вышли на системность. Координационный штаб смог сделать так, чтобы и российская сторона была заинтересована в возврате своих военнослужащих. Каждую неделю у нас происходят обмены.

— После освобождения Херсона вы опубликовали информацию, что там нашли пыточные для детей. Скажите, в какой вселенной, в каком пространстве ребенок может быть угрозой для военного?

— Если этот ребенок — украинец, то военнослужащие российской армии воспринимают даже его как потенциальную угрозу. Да, нами зафиксированы факты, когда в одной из пыточных на территории Херсона содержались дети и в том числе к ним применялись пытки.  

Публично я могу сказать сейчас об одном ребенке. По всем остальным мы проводим процессуальные действия. Это парень 14 лет. Он 10 дней пребывал в одной из пыточных камер. Все началось с того, что он со своим дядей-инвалидом третьей группы инвалидности сфотографировали разбитую технику РФ. Это и была вся их “вина”. Причем. у парня не было мобильного телефона, он был только у дяди. Подъехали русские военнослужащие. Они сразу избили их. Завязали глаза, руки и бросили в автомобиль. Их отвезли в Херсон. Бросили. Сам парень находился в помещении душевой. Там находилось 13 человек. Было очень холодно. Первую еду они получили на пятый день. На 13 человек давали пять литров воды в сутки. Применяли методы физического воздействия. У нас это все зафиксировано.

— Россия незаконно вывозит на свою территорию или на временно оккупированную территорию украинских детей. Что вы можете сейчас сказать по поводу освобождения и возвращения этих детей? Насколько это активно происходит, насколько реально их найти?

— Мы двигаемся двумя путями. Первый путь — это верификация детей, то есть, о каком количестве детей идет речь. На данный момент мы запустили онлайн-платформу “Дети войны”, где публикуется самая актуальная информация.

Да, детей очень много. Это десятки тысяч. Верифицированы на данный момент чуть больше 13 тысяч детей. Возвращено на данный момент больше 120 детей. Каждый возврат ребенка — это отдельная спецоперация. Когда ребенку, например, без документов, мы каким-то образом их передаем на территорию РФ. Находим людей, которые готовы сопроводить ребенка до какой-то из границ — Беларуси или РФ. Дальше уже где-то наши сотрудники подхватывают, помогает министерство иностранных дел, и мы возвращаем детей в Украину.  

— Международный трибунал под эгидой ООН нужен, возможен? Или Международного уголовного суда достаточно?

— Нужен. Мы над этим работаем. Международного уголовного суда, на мой взгляд, недостаточно. Мы должны работать над тем, чтобы был создан отдельный трибунал по осуждению высшего военно-политического руководства РФ. Это очень непопулярная тема. Она кому-то очень не нравится, как и, например, вопрос об исключении РФ из Совета безопасности ООН. Но это надо делать.

Проблема нынешнего миропорядка в том, что после Второй мировой войны ООН была создана как организация, которая способна очень быстро реагировать на агрессию в мире, чтобы та не выросла до масштабов Третьей мировой войны. ООН не справилась со своей работой. Агрессия началась, и она началась не в Украине и не в 2014 году. Она началась в далеком 1992 году, когда независимое государство РФ забрало часть территории другого независимого государства — Молдовы и создала “Приднестровье”. Как отреагировали международные институты, которые должны были на это отреагировать? Они “очень обеспокоились”. Это были слова поддержки и только слова. Россия поняла, что может так делать и дальше. Потом была Чечня, Грузия и Украина.

На агрессию надо реагировать быстро. Надо конкретными вещами помогать стране, которая стала жертвой агрессии. Помощь должна быть финансовой, гуманитарной, политической, дипломатической. Это надо делать быстро, практически мгновенно. Если вы этого не будете делать, вы получите Третью мировую. Кто знает, возможно, Третья мировая началась 24 февраля 2022 года, потому что, с одной стороны, есть страны, которые помогают нам, а с другой стороны, есть страны, которые в открытую помогают Российской Федерации. Сейчас мир настолько глобален, что не обязательно отдавать свои войска. Ты можешь помогать тем, что продаешь свои дроны и ведешь переговоры по ракетам, как это делает Иран. Покупаешь нефть, газ, как это делал Китай. И таким образом помогаешь обойти санкции, как это делают многие другие государства.

Читайте также: Мы не говорим об отказе от русской культуры навсегда, но сейчас это необходимо: интервью с Александром Ткаченко