“Я из нации разбойников и готов за это расплачиваться”. Интервью с Быковым

Дмитрий Быков — российский поэт, писатель, публицист, телеведущий журналист. Политический активист, открыто критикующий политику Кремля и президента РФ Владимира Путина. Один из создателей проекта “Гражданин поэт”, в котором его стихи на злобу дня читал Михаил Ефремов. В 2011 году стал участником протеста на Болотной площади против фальсификации результатов выборов в Государственную Думу, а позже вошел в оргкомитет антипутинских акций. На выборах Координационного совета оппозиции, занял второе место, уступив Алексею Навальному. Начиная с 2014 года открыто выражал свое несогласие с политикой Кремля по Крыму и Донбассу. В 2019 году Быков был госпитализирован с отравлением. Позже The Insider и Bellingcat доказали, это было покушение, организованное сотрудниками ФСБ. Теми же, что ранее отравили Алексея Навального. Сейчас Дмитрий Быков живет в США. Он открыто выражал протесты в Беларуси, а после вторжения российских войск в Украину заявил: ему стыдно за геноцид украинского народа, устроенный россиянами.

Быков говорит, что хочет написать книгу о президенте Украины Владимире Зеленском.

“Я давно хочу это сделать. В этом есть некоторый момент экзистенциального реванша. Потому что я прожил жизнь во всеобщем убеждении, что человек творческого и гуманитарного склада не может быть политиком. Либо он начинает выбалтывать все свои планы, либо он не сможет быть стратегом и так далее. Видеть актера и сценариста президентом, и тем более президентом воюющей страны и тем более, пожалуй, духовным лидером свободного мира, это любопытный челлендж. Мне хочется написать о том, как произошло это чудо о Зеленском. Чудо совершенно религиозной природы, как из такого генерала Делла Ровере из актера, поверившего, что он герой, получился реальный герой. Здесь для меня есть психологический казус, не политический совершенно”, — рассказал писатель.

Для того, чтобы написать книгу Быков приехал в Украину. Интервью с ним было записано в Киеве.

— Не все поймут ваш приезд.

— Мне важно, чтобы меня здесь правильно поняли. Чтобы, не считали это попыткой примазаться к победе и так далее. Я свою ответственность понимаю прекрасно, хотя мы все знаем, что никакая культура никогда не останавливала войну. Моя позиция была заявлена сразу. Я с 2014 года порвал со всеми “крымнашистами”, которые оказались в моем окружении. То есть мне себя особо ругать не за что. Но мне бы не хотелось, чтобы в Украине думали, что я приехал погреть руки на их беде.

— Ну, это половина возмущения. Вторая половина — неприятие любого представителя российской культуры, словесности, интеллигенции, чего угодно.

— Понимаете, Брехт все равно ставился в России, потому что понимали, что Брехт за Гитлера не ответчик. У Брехта есть такое стихотворение, когда его дочка в Финляндии приходит из школы, и говорит: “Папа, мне сказали, что я из нации разбойников”. Он говорит: “Да, деточка, мы из нации разбойников, надо за это расплачиваться”. И я готов за это расплачиваться.

Но слава богу, что важно, в Украине оказалось довольно мало людей, которые занимают позицию, что хороший москаль — мертвый москаль.

Я ни указаний Путина, ни указаний укрнационалистов совершенно не собираюсь слушать. Каждая нация имеет право на своих дураков. И я абсолютно готов к тому, что нервная жизнь в сегодняшней Украине активизирует этих дураков. Люди культуры друг друга поймут. И все мои киевские встречи подтверждают, что мне есть здесь с кем поговорить. Мне, пожалуй, здесь больше есть с кем поговорить, чем среди американской интеллектуальной элиты.

— Вы сейчас испытываете травлю, выехав из страны?

— Видите, это какая-то иррациональная вещь, когда ты там (в России, — ред.) сидишь, это на тебя давит. Вот строго в границах России, как сотовая связь. Действуют какие-то излучатели. И этот излучатель излучает только одну мысль: рыпаться бессмысленно, что ты ни делай — конец один, ты не опрокинешь систему. Я думаю, излучатель — это реальность. Тут неважно, в телевизоре он стоит или где. Думаю, в России действительно чем-то облучают.

В России давление я чувствую. Вне России я его не ощущаю.

— Русскую эмиграцию когда-то называли красивым словом — рассеяние. Чем новое рассеяние отличается от прежних?

— Рассеяние — это высшее состояние нации. Нацию объединяет не кровь и почва, а культура и традиция. Я вообще считаю, что в мире будущего не будет фатальной привязанности к родине. Мир будет прозрачным, глобальным и космополитичным.

Если кого-то питают токи родной земли и соки, надо признать, что это рабское состояние, что вы можете зависеть только от одного куска земли, и на нем творить.

На то, что “человеку нужно два аршина земли”, Толстой говорил: “Это мертвому нужны два аршина, а живому нужен весь мир”.

Вот и из-за войны из Украины были вынуждены уехать 5 миллионов граждан. Да, они хотят вернуться. Но мы прекрасно понимаем, что многие из них будут востребованы за границей. Конечно, будут люди, которые будут называть это предательством.

Вообще ситуация беженства — это ситуация катастрофическая. Но ситуация регулярных разъездов по миру — это нормально.

На родине надо жить тогда, когда ее надо защищать. А когда она нападает на других (как это сделала Россия, — ред.), идентифицироваться с ней совершенно не обязательно.

Я вообще не думаю, что привязанность к одной географической точке может быть названа патриотизмом. Она называется аддикцией, зависимостью.

Мне кажется, что приверженцы традиционного, локального патриотизма — это, скорее, вымирающий род. Хотя, разумеется, сегодняшняя Украина — это цитадель патриотизма. Но патриотизма духовного, а не мистического.

— У вас есть статья об антисталинизме, в которой вы говорите, с чем Сталин взял страну, с чем он ее отпустил. С чем Путин взял Россию и с чем он ее отпустит?

— Взял он ее не в лучшем состоянии, что говорить. Он взял ее после 10 лет ельцинской деградации. Перестройку сделали не диссиденты, и уж, конечно, не западники. А Перестройку сделали КГБисты и коммунисты, которые хотели быть не только идеологическими, а финансовыми хозяевами страны.

Путин взял страну в состоянии распада, но он его усугубил. Он добавил к ее чудовищным болезням еще и страшную фальшь, потом репрессии, бетонирование всего публичного пространства. То есть он головную боль лечили гильотиной. Это как тогда написал Алексей Цветков о Беслане “Было третье сентября, насморк нам чумой лечили”. Вот это и произошло.

— Мы тут недалеко от площади Льва Толстого. Пока еще так она в Киеве называется. Есть идея переименовать ее в площадь Василя Стуса. Само по себе это довольно сложное решение. Ваше отношение к этим переименованиям?

— Если брать конкретный случай, то плохо, что в Киеве до сих пор нет площади Стуса. Потому что Стус — великий поэт, замечательный гражданин. У меня как раз в марте вышла о нем большая статья. Как говорил Мериме, собираешься воевать с нацией — для начала прочти ее поэтов. Многие, прочитав биографию и тексты Стуса, трижды подумали бы, прежде чем…

А что касается Толстого, то как раз Толстой — главный идеолог мира интеллектуальной свободы. Уж Толстой-то площадь в Киеве заслужил. Идеология Майдана в значительной степени, я думаю, могла бы вдохновляться именно толстовскими идеями. Не идеями непротивления, а как раз идеями неучастия в государственной подлости.

Толстой — это принадлежность мира. Ну, хочет Украина отказаться от лучшего, что есть в русской культуре, это ее право. Вообще, мне кажется, что сначала надо победить в войне, а потом переименовывать площади. Потому что сегодня у Украины есть более насущные задачи, чем переименование топонимов.

Но у меня не повернется язык никого за это осуждать. Потому что страна находится в состоянии сильнейшего стресса. И когда человека бьют — он кричит.

Если бы в русских школах читали Стуса, если бы читали Хвылевого, и знали “расстрелянный ренессанс”, то представляли бы, наверное, Украину не как провинцию Европы, а как одну из ее лидеров. Украинская литература 1920-30 годов одна из лучших в Европе по напряженности исканий. Там есть авторы джойсовского класса. И когда мы смотрим на то, чем была в это время русская литература, лежавшая под Сталиным, производившая колхозные эпопеи Бабаевского, то все-таки украинское на этом фоне — даже Гончар с его “Собором” 60-х годов — стоит значительно впереди.

Поэтому, конечно, изучение украинской культуры в контексте европейской могло бы кое-что скорректировать. Но у нас многие школьники до сих пор уверены, что “Гамлет” — это маленькая трагедия Пушкина.

— А помогло бы изучение украинского языка в России? Вот у меня такая концепция: если в российских школах хотя бы один славянский язык преподавать (необязательно украинский —  польский, сербский, болгарский, белорусский), это бы лишило империалистического мышления российских детей.

— Нет. Все русские империалисты были очень просвещенные люди. Константин Леонтьев — главный идеолог русского имперства — знал, по-моему, шесть языков. На самом деле, никакая европейская образованность не спасает человека от ресентимента (чувство враждебности к тому, что субъект считает причиной своих неудач, — ред.). Это духовная проблема.

— Что читать во время войны, чтобы с ума не сойти?

— Большим источником душевного здоровья и силы является “Война и мир”, в которой как раз проводится главная мысль. Выигрывает тот, кто больше поставил на кон. Чья ставка больше, кто действительно проживает жизнь по полной, рискуя всем, что у него есть, надевает перед боем чистую рубаху, потому что решился умереть, тот и выигрывает. Кстати, “Война и мир” очень полезная книга. Лермонтова полезно читать. Такая школа достоинства. Гумилева полезно читать. При том, что у него есть подлые стихи, там: “И воистину светло и свято, дело величавое войны”. Гадость какая. Зато у него есть и совершенно уникальные африканские вещи, и “Огненный столб”, который утверждает, легкость, веселость и приятность гибели за правое дело. Он замечательный поэт.

— А как война уже сейчас входит в поэзию, в литературу?

— Как всегда, первой реагирует поэзия. Поскольку происходят события огромного значения, поэты сразу резко активизировались. Аля Хайтлина пишет по стихотворению ежедневно. Это ее молебен, это ее служба, ее послушание. Успела родить за это время, но продолжала каждый день писать. Это гениально. Потрясающие стихи пишет Тая Найденко, которая вынуждена была уехать из Одессы, вывозя дочерей, и вернулась. Великолепно пишет Мария Галина, которая из Москвы уехала в Одессу. Я хочу напомнить, что Россия тоже оккупирована, и у нас свои беженцы.  Русский иммигрант сегодня это беженец из оккупированной страны, оккупированной тотально и очень жестоко. Путин поставил сапог на грудь России. Это оккупация вполне сопоставимая с тем, что происходит на украинских территориях. Путин привез в Россию русский мир. И русский мир там беспредельничает.

Русский мир как русский бизнес. Это война. Стихов сейчас пишется огромное количество. На этом фоне надо заметить, что стихи сторонников Z-операции, не буду их называть, отличаются поразительной высокопарность и фальшью. И очень многие люди, которые тоже в изобилии пишут стихи, прославляющие войну и проклинающие диссидентов, тоже испытывают род такого дьявольского вдохновения. Но, как писал один из них, Вадим Степанцов: “Ты вроде нажимаешь кнопки, движения пальцев так легки, но звук оттуда как из попки, то треск невнятный, то шлепки”.

Читайте также:

О неизбежном распаде РФ говорят российские аналитики и международные эксперты — варианты

НАТО — у границ России: политики рассказали, как Кремль переиграл сам себя

РФ провоцирует кризис в ЕС. Что происходит

Почему молодежь Крыма за Украину? Василий Самойлов — смог выехать с полуострова через 37 блокпостов