Трансформация Ирана от оплота стабильности до “оси зла”: интервью с востоковедом Михаилом Крутихиным

Михаил Крутихин — востоковед, журналист и российский экономический аналитик.

Родился в Москве в 1946 году. Высшее образование получил в Институте восточных языков. Был переводчиком в Иране. 20 лет работал в информационном агентстве ТАСС, в отделе Ближнего Востока. С начала 1990-х профессионально занимается аналитикой нефтегазовых инвестиций в странах бывшего СССР.

Осудил полномасштабное вторжение России в Украину. В РФ объявлен “иноагентом”. Покинул Россию, живет в Норвегии.

Михаил Крутихин — гость программы “Люди доброй воли” телеканала FREEДOM.

Ведущий — Сакен Аймурзаев.

— На Ближнем Востоке, в целом на Востоке длительное время сохраняется много горячих точек, при этом масштабная война там не началась. Почему?

— Там трудно понять, кто с кем должен воевать. Там много разных государств с совершенно разными интересами.

Возьмем Аравийский полуостров. Самое большое государство — Саудовская Аравия. Потом по размерам идет Йемен, который когда-то был двумя государствами. Йемен, йеменские повстанцы, хуситы воюют с Саудовской Аравией, регулярно туда что-нибудь запускают. Саудовская Аравия делает то же самое, но тоже не часто.

Далее Оман и Катар. Катар то поссорится с Саудовской Аравии, то помирится. Или Объединенные Арабские Эмираты — тоже несколько княжеств, у них очень много своих интересов.

На другой стороне залива — Иран и Ирак. В отличие от Ирака, в Иране большинство населения — не арабы, а персы. И при иранском шахе Мохаммеде Реза Пехлеви (скончался в 1980 году, — ред.) там была значительная напряженность. Но у шаха была мощнейшая армия, и ее трогать просто боялись. То есть никакой войны и нельзя было представить себе.

Большую войну в этом районе попытался начать [президент Ирака 1979-2003 гг.] Саддам Хусейн. В 1980 году он напал на соседний Иран, который очень сильно ослаб после революции [1979 года, в результате которой был свергнут шах Мохаммед Реза Пехлеви]. (Ирано-иракская война завершилась в 1988 году, — ред.) Что получилось из этого? Полное поражение Ирака, а не Ирана. Иранцы мобилизовались — в регионе прекрасно знают, что Иран лучше не трогать, потому что там другие люди, там не арабы. Например, Египет утратил свою собственную уникальную культуру — язык, календарь, письменность, египтяне приняли религию и культуру арабов. А вот иранцы — нет. Во-первых, они долго сопротивлялись, во-вторых, они свою культуру, древнюю культуру во многом навязали арабам.

Раньше этот район от больших войн удерживала стабилизирующая сила шаха Ирана. Сейчас то же самое. Так как у Ирана, судя по всему, есть зачатки ядерного оружия. Иран — это мощнейшая региональная держава, несмотря на экономические трудности, на блокаду со стороны Запада. Это по-прежнему очень большая сила. Это 81 миллион человек. Когда я уезжал из Ирана в 1981 году, там было 36 миллионов жителей.

И вторая сила, которая удерживает регион, — это Израиль. При шахе у Ирана с Израилем были прекрасные отношения. Шах довольно мудро поступал. Он поддерживал очень ровные отношения с Советским Союзом, с Европой и с Соединенными Штатами Америки. Шахская армия была сильная. Например, в ней было больше десантных судов на воздушной подушке, чем в стране-изготовителе — в Великобритании. У армии были истребители. Артиллерия была наполовину американская и наполовину советская. Было много советского вооружения и техники: плавающие танки ПТ-76, бронетранспортеры, артиллерийские орудия и так далее.

Шах поддерживал очень грамотную политику равновесия, и регион это ценил, потому что там был оплот стабильности. Потом распался Советский Союз, но в Иране люди до их пор помнят о нем, о сотрудничестве двух стран.

Нынешние взаимоотношения Ирана с Россией не такие объемные, как с СССР. Например, в советское время за газ, который Иран поставлял в Советский Союз, построили 300 промышленных предприятий — от мелких рыбных хозяйств на Каспии до металлургического комбината в Исфахане. И атомную электростанцию начинали строить в Иране.

Когда говорят о региональном сотрудничестве с нынешней Россией, то здесь обращает на себя внимание вот такая особенность. Россия лезет ко всем с дружбой, абсолютно ко всем. Враг, не враг — надо обязательно ко всем подлизаться. Была даже шутка, что на гербе России должен быть изображен Купидон: во-первых, голый, во-вторых, вооруженный, и в-третьих, ко всем с любовью лезет.

А региональные государства здорово этим пользуются. Например, играют на то, чтобы получить какие-то льготы, выгоду от Запада, от Соединенных Штатов. Они говорят: если вы нам здесь не поможете, там не поможете, здесь с нами сотрудничать не будете, то мы можем обратить внимание на Российскую Федерацию, и с ней что-то такое сделать.

Американцы понимают, что когда арабы заводят шашни с Российской Федерацией, то они, скорее всего, хотят что-то получить от Запада.

Поэтому в целом это более или менее стабильный регион.Что из этого дальше получится? Думаю, очень многое будет зависеть от того, кто придет к власти в США.

— Вам повезло, вы застали шахский Иран. А потом революция, потом 40 лет вот этого мракобесия. А нынешний Иран — это навсегда? Он может измениться?

— Я очень хорошо помню тот Иран. Во-первых, я его изучал в институте, потом с 1970 по 1972 год я фактически служил в иранской армии, потому что надо мной не было никаких советских командиров. Я не принимал советскую присягу. Служил сначала в артиллерийском ракетном центре в Исфахане, потом в бронетанковом центре в Ширазе, а потом под Тегераном по советскому проекту строили заводик по ремонту бронетанковой техники.

Затем я был корреспондентом агентства ТАСС в Сирии, и потом меня перебросили в Иран, где я на три года остался наблюдать за их революцией [1979 года].

То есть я застал сначала шахский Иран, потом революционный Иран. И уехал, когда уже сформировалась Исламская республика и вовсю действовала как новое государственное образование.

— Когда видишь, в какой опасный монолит превратился Иран, невольно напрашиваются параллели с Россией. Насколько можно сравнивать эти страны?

— Все по-другому, и экономика в странах совершенно другая. Сейчас доллар в Иране стоит аж 60 тысяч риалов. Раньше пол реала стоил огурец на рынке. А сейчас вон сколько тысяч реалов нужно, чтобы получить 1 доллар.

Огромная часть населения, особенно в провинции, небогато живет. Из-за такого уровня жизни есть уже корни если не революционного движения, то оппозиционного, протестного движения. Это заметно в больших городах — Исфахан, Тегеран. Иногда все это вспыхивает, вспыхивает даже в провинции.

В Иране сложилась система с мощнейшим аппаратом подавления. Во-первых, это единая идеология, которой стал ислам. Это уже не религия, а идеология. Да, там есть президент, премьер-министр, парламент. Но главный человек в стране, глава государства — богослов, наместник Аллаха на земле. (Высший руководитель Ирана — высшая государственная должность, которую до 1989 года занимал Рухолла Хомейни, а сейчас — Али Хаменеи, — ред.). Это фактически абсолютный монарх, которого надо слушаться.

Плюс к этому огромные массы карательных организаций. “Корпус стражей исламской революции” — это фактически вторая, параллельная армия страны. У корпуса есть своя авиация, свой военно-морской флот, не только у официальной армии. Дальше уже идет так называемое народное ополчение — басидж, и еще куча разных организаций, которые следят за порядком, в том числе за идеологическим порядком, вплоть до того, что в платке или без платка женщина вышла на улицу.

Есть в Иране и люди с прозападным мышлением. Они обучались в западных странах, потому вернулись на родину. Поэтому там присутствует налет западной культуры. Помню, каквскоре после захвата власти исламистами на улицы Тегерана вышла большая демонстрация интеллигентных женщин, которые протестовали против новых антиженских законов. Приятные лица, без паранджи, чадры и так далее. Но на следующий день на улицу вывели полмиллиона женщин в парандже, и стало понятно, что прогрессивным женщинам не переломить эту массу. Там и до сих пор время от времени возникают какие-то движения, но они быстро затихают.

— Если брать нынешнюю войну в Израиле. Почему арабский мир не заступился за Палестину в этой ситуации? Мы видим, мягко говоря, холодную реакцию.

— Во-первых, исторически нет никакого арабского народа Палестины.Это была территория, подконтрольная Иордании. Когда-то там жили арабы, иорданцы.

После формирования государства Израиль, часть этой территории была по мандату ООН отведена арабскому населению (сектор Газа, — ред.). Часть этого арабского населения убежала в Иорданию, их пустил иорданский король. Но эти мигранты устроили ему “черный сентябрь”, попытавшись захватить власть. И это очень не понравилось, поэтому часть этих людей выдворили из Иордании снова на территорию Палестины.

Часть разбежалась по другим арабским государствам. И ничего хорошего эти люди не принесли арабам. Я хорошо помню, что творилось в лагерях палестинских беженцев в Ливане. А в Египте эти палестинские арабы горячо восприняли сепаратистскую, экстремистскую, радикальную идеологию организации “Братья-мусульмане”. И неслучайно Египет построил забор на границе сектора Газа, чтобы к ним никто не пролез.

И все остальные арабские страны примерно также относятся к этим людям. Их не любят, их не хотят. Ну, помогают чем-то как беженцам. Но реальная помощь или солидарности — только на словах. И поэтому другие арабские страны не хотят принимать палестинцев.

Израильтяне в 2005 году провели эксперимент в секторе Газа. Они ушли из сектора и сказали: организовывайте свое государство, а мы вас будем снабжать медицинской помощью, электроэнергией, продовольствием и иным. И что сделали жители сектора Газа? Они выбрали ХАМАС. А ХАМАС провозгласил своей целью уничтожение государства Израиль, уничтожение и истребление всех евреев.

Израиль долго это терпел, пока из сектора Газа не начались обстрелы, не начали строить уже знаменитые тоннели ХАМАСа. И поэтому пошла новая волна — уже по истреблению ХАМАСа.

А как вы его истребите, если там учат убивать евреев, начиная с детского сада? Это как сейчас в России малышей чуть ли ни с рождения наряжают в военную форму и вбивают им в головы, что нужно убивать украинцев. Аналогично и движение ХАМАС многие годы учило своих детишек, что вот нужно убивать.

Как справиться с ХАМАсом, у меня нет ответа. Но если там оставить ХАМАС, это будет опять война против Израиля.