Вчера в 21:59
Мафиозная структура или вертикаль власти? Как Владимир Путин превратил Россию в страну с криминальными ценностями, оправдывающую войну и грабеж? Стоит ли лидеру РФ боятся того, что сместят свои же? Об этом в интервью в рамках марафона “FreeДОМ” на телеканале UA говорим с российским правозащитником Марком Фейгиным.
— Судя по материалам о становлении Владимира Путина, его история в Санкт-Петербурге 90-х годов — этот колосс стоял на чиновничестве и криминале. Насколько этот принцип переехал в Кремль потом?
— Да, принцип переехал, но Кремль сам был таким. Не надо было никак стилизоваться или меняться. То есть Путину достаточно было внести свои персональные дополнительные правила, потому что он, помимо чиновничьей ноги и криминальной, еще всегда опирался на ногу спецслужб КГБ. И Путин усилил именно эту конечность. Она и без того всегда была. Потому что аппарат при Ельцине в 90-х тоже в значительной степени формировался из выходцев из КГБ.
Питер окончательно оформил Путина в высокого чиновника из криминального выходца из спецслужб. Но он это все прошлое перенес в Кремль и сделал приоритетом систему власти, в которой центральное место занимают именно спецслужбы.
Он окружил себя исключительно лояльными лицами, как в Коза-Ностре (на сицилийском языке Cosa Nostra — “Наше дело”, свободная ассоциация преступных групп, которые имеют общую организационную структуру и кодекс поведения, — ред.). Знаете, как “Честь. Месть. Солидарность” (закон чикагской мафии, — ред.).
То есть помазал всех криминальным прошлым, криминальным будущим, криминальным настоящим.
Но одновременно с тем, он кадровым образом формировал полностью замкнутую конструкцию — сословную, безусловно, из выходцев из ЧК. И он сделал правильную ставку для себя, о стране он никогда не думал.
Через какое-то время стало понятно, что против него нет силы. Не то, что нет людей. Люди-то, может, появлялись какие-то, которые бросали вызов в самом начале, в 2000 году. Но в 2003 году, когда арестовали Ходорковского (экс-глава российской нефтяной компании “ЮКОС”, — ред.), это был последний всплеск попытки олигархии вернуть позиции. То есть, если ты не выходец из ЧК и не связан с КГБ вообще никак, может, стучал просто, то все — ты не наш. Вот это деление на наш — не наш, оно позволило Путину почти четверть века находиться у власти, не испытывая никаких угроз своему режиму изнутри.
— В 2000-х годах в России начала формироваться криминальная культура — сериалы “Бригада”, “Бандитский Петербург”. Не стало ли это толчком к абсолютной толерантности к преступлениям, в том числе и на оккупированных территориях?
— Отчасти это объясняется культурой, которая так и не истребилась, а, по-моему, только даже культивировалась. На самом деле криминальное начало в русском народе крепко засело, имеет еще допутинские корни. Поэтому в России коррупция никогда не считалась большим грехом. Точнее так: даже если ее осуждали, то хотели быть такими же. Не осуждали ее с целью того, чтобы истребить как явление. А в России роль государства в связи с криминалитетом решающая, и само государство стало криминальным, абсолютно беззаконным. И в его условиях, конечно же, проще стилизоваться под это. Народ стилизуется.
И никому не приходит в голову сказать: ну, вообще-то это является и военным преступлением, все остальное, связанное с насилием.
Нет, люди считают, что такая нажива не осуждаема, она является допустимой. И это, конечно, абсолютно чудовищное повреждение в уме. Но я думаю, что Путин и этому сильно поспособствовал — укоренению подобного отношения. Понимаете, это же никогда не развенчивалось.
— При слабеющем лидере клана растет недовольство младших членов, или, в принципе, там все непоколебимо?
— Недовольство, да. Но есть табу в этом недовольстве. Оно не должно быть обращено по отношению к ним. И они к нему косяками ходят, жалуются друг на друга, подставляют друг друга, воюют между собой. Но он вне всего этого. Он должен оставаться даже не арбитром, а величиной неприкасаемой. Поэтому им тяжело это перешагнуть. В принципе, они-то все пробуют: подставлять, сажать, убивать, резать, пилить, отнимать. Это же норма. Но по отношению к нему это не работает. Там есть ступор, который они преодолевать не собираются.
— Потому что “папа”, потому что он их всех привел?
— Да, я думаю, во-первых, именно это. Потому что формировал этого коллективного Путина под себя. Ведь этих людей он подбирал не просто так под себя. Они глупее тебя, они трусливее тебя. Они более завистливые, они более зависимы как раз, и так далее.
Когда тебе 70 лет, на хрена тебе война? Ну, ты же и так хорошо живешь, у тебя все хорошо. Ты самый богатый человек на земле. У тебя страна 1/9 часть земной суши — 17 млн 100 тыс. километров. Зачем тебе эта война? В принципе, что она тебе дает?
Но они найдут обоснования. Мы как бы выполняем некую миссию. Мы не просто воры и жулики, а мы почти инопланетное существо, высшая каста. Понимаете? А здесь идеологии как бы нет. А каким-то таким своим внутренним убеждениям и идеям он не следует.
— Они этой войной тешат свое эго?
— Его эго, конечно. Потому что он ищет оправдание и предыдущим годам, и будущим. Ему нужно оправдать, что все было не зря. Да, конечно, воровали, то-се, развалили. Но мы же собрали, мы же вернули, мы же захватили. Мы не способны создать, не знаю, автомобиль на электрической тяге, но зато мы можем захватить страну.
— Что может быть сигналом молодым из клана Путина, что вождь слаб и можно занять его место?
— Поражение в войне. Физическая немощь. И понятно, что скоро все равно так или иначе не отвертишься. Век свой не обманешь. Бога не обманешь. Это может дать предпосылку к каким-то активным действиям.
Ну и третье — чувство самосохранения, не остаться крайним, не остаться ответственным за все. Потому что всегда отвечает стрелочник. Оказаться стрелочником при любых обстоятельствах, при внешних, внутренних и других, ни один не хочет.
А зачем? Ради чего? Они миллиардеры, они хотят жить, наслаждаться этой жизнью, поддерживать эту власть. Они не хотят, чтобы эти перемены повлияли на масштаб обладания этой властью.
— 7 октября у Путина 70-летие. Что, по вашему мнению, могут подарить ему генералы?
— По состоянию на сейчас — просто ничего. Потому что все, что они должны были показать, они должны были подарить до 7 октября. Давайте посчитаем. В августе — 6 месяцев войны. В сентябре — 7 месяцев. Что же это за война такая с Украиной “второй армии мира”?
Теоретически Донбасс могут захватить. А Киев не могут. А Львов не могут. А Днипро не могут. Ну, и так далее. Поэтому если бы они могли бы, они давно бы это сделали.
Получается все, что у них есть, последний аргумент — это тактическое ядерное оружие, которое они могут применить.
Но это уже шаг совсем в другом направлении. И это уже совсем не война с Украиной — это война со всем миром. Никто не позволит ударить по неядерной стране ядерным оружием.
Немчинов: Цель Украины — от трех млн тонн экспорта агропродукции из портов Большой Одессы ежемесячно
Больше новостей — в Telegram-канале #FREEДОМ
Не пропусти наши видео на YouTube-канале FREEДОМ
