Сегодня в 09:09
Олег Лекманов — филолог, российский литературовед.
Родился в 1967 году в Краснодарском крае. В начале 1990-х окончил Московский педагогический госуниверситет, стажировался в Великобритании. Является лауреатом множества литературных премий. Автор более 700 опубликованных работ, в том числе биографических книг о российских поэтах и писателях.
В 2022 году после полномасштабного вторжения России в Украину покинул страну. С августа 2023 года — приглашенный профессор Принстонского университета в США. В октябре 2024 года объявлен в России “иностранным агентом”.
Олег Лекманов — гость программы “Люди доброй воли” телеканала FREEДOM.
Ведущий — Сакен Аймурзаев.
— С отъездом из России вы проделали со своей семьей большой географический путь — сначала Тбилиси, потом Ташкент, теперь — США, Принстонский университет. Как так получилось?
— 24 февраля 2022 года я в своем Facebook написал, что думаю о полномасштабном вторжении РФ в Украину: что я возмущен, что это ужас и так далее.
А через некоторое время ректоры российских университетов подписали письмо в поддержку войны. И ректор Высшей школе экономики, где я тогда преподавал, тоже подписал это письмо. Я написал в Facebook, что как работник Высшей школы экономики я не согласен с этим решением. Перед тем, как это написать, я все обдумал — я понимал, что больше не буду работать в “Вышке”.
Плюс в день начала войны мы с женой решили, что не будем оставаться в России. И я написал в своем посте, что если есть какая-то работа для меня, то я готов рассмотреть предложение. И вскоре поступило предложение из Национального университета Узбекистана имени Мирзо Улугбека в Ташкенте. Я его принял.
Сначала некоторое время мы жили в Грузии, в городе Мцхета, а потом я поехал преподавать в Ташкент. Это было очень интересно и очень полезно для меня. И спасибо ташкентским друзьям, которые меня приютили. Когда я работал в Ташкенте, пришло приглашение из Принстона. И уже два года я работаю здесь приглашенным профессором.
— А что вы преподаете в Принстоне сейчас?
— В Принстоне я веду курс для аспирантов на русском языке. Читал курс по Осипу Мандельштаму, сейчас читаю курс по русской литературе Серебряного века и советской литературе.
— В начале XХ века перед революцией и гражданской войной очень чувственные люди, которые составляли атмосферу Серебряного века, предчувствовали трагедию. Они очень ощущали какой-то приближающийся кошмар. Вот перед этим кошмаром, который сейчас пришел, было предчувствие в русской литературе, в русской мысли?
— Что-то витало в воздухе, были люди, которые предчувствовали. Мне кажется, одним из главных таких людей был писатель Владимир Сорокин. Я изменил свое отношение к нему. Мне он всегда казался таким мастеровитым, очень холодным автором, тексты которого меня не трогали. Но когда началось то, что началось, например, его книга “День опричника” или “Сахарный Кремль”, которая просто почти по шагам описывает то, что происходит сегодня в России. Понятно, это книга гротесковая с некоторыми преувеличениями, но вообще-то очень похоже.
Но если говорить о круге моих знакомых писателей, литераторов, что все равно 24 февраля 2022 года стало неожиданностью.
И даже до этого дня я созванивался со своими друзьями, мы были в ужасе от того, что надвигается, но все равно прогнозы были, скорее, оптимистические. И накануне войны несколько человек, даже среди политологов, тоже мне говорили: не волнуйся, это просто какая-то политика, ничего не будет.
Я прекрасно помню утро 24 февраля — это одно из самых страшных утр в моей жизни, когда вбежала жена моя со словами: “Бомбят Киев!”. Думаю, то же самое испытывали люди, которые 22 июня 1941 года узнали о такой же новости, только тогда бомбили нацистские преступники, а сегодня — рашистские преступники.
— В России до 2011 года вы преподавали на факультете журналистики Московского госуниверситета. Это как раз поколение молодых путинских журналистов. Как бы вы охарактеризовали этих студентов? Было ли видно, что они индоктринированы, уже с определенной пропагандой в умах?
— Когда деканом факультета журналистики МГУ был Ясен Засурский (руководил факультетом с 1965 по 2007 год, — ред.), он изо всех сил пытался, чтобы факультет был очагом свободы мысли.
Что касается студентов, то они были очень разные. Было очень большое количество студентов свободомыслящих. И, например, когда приезжал Дмитрий Медведев, в период своего марионеточного президентства, студенты нашего факультета стояли с плакатами. Это был период [2010 года], когда журналисту [издательского дома “Коммерсантъ”] Олегу Кашину неизвестные проломили голову, был такой скандал. И вот студенты стояли с плакатами “Почему?”, “Безобразие” и так далее. То есть множество было свободомыслящих ребят, они и сегодня работают в “Радио Свобода” и в других независимых изданиях.
Но, конечно, тоталитарные тенденции, которые нарастали в обществе, не могли не сказаться на журналистике.
И я это очень сильно заметил. При поступлении на журфак после экзамена идет собеседование, и один из вопросов: какие ваши любимые телепрограммы. В течение долгого времени они называли, например, программу Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой “Школа злословия” (ток-шоу, выходившее на российском телевидении в течение 12 лет, до 2014 года, — ред.) или программу Александра Архангельского “Тем временем” (итоговая информационно-аналитическая программа, посвященная основным культурным событиям недели, выходила до 2020 года, — ред.), и иные действительно интересные, любопытные программы. А в последнее время вдруг большое количество студентов стало называть вдруг программу “Время”. Это было свидетельством того, что они чутко ловят настроение в обществе.
И когда произошла вот эта история с Медведевым, с протестом в поддержку Кашина, то среди студентов нашлись такие, которые начали публично возмущаться и говорить, что это наш родной дом, что гостя нужно встречать радостно и так далее. То есть конформистские настроения нарастали.
Когда я уже уехал из России, то по телеканалу “НТВ” в какой-то пропагандисткой программе цитировали мой пост из Facebook, в котором я говорил, что “Путин — преступник, что война — это преступление”. И одним из ведущих этой программы был мой бывший студент. Было так довольно неожиданно, потому что он был одним из любимых студентов, такой умный, хороший мальчик. Было забавно, что когда второй ведущий (я не помню их фамилии) сказал, что “это негодяи” и все такое, то мой бывший студент ответил: вы знаете, он был моим преподавателем, он не негодяй, он искренне заблуждается. Это все на что его хватило.
Поэтому да, среди пропагандистов, к сожалению, тоже есть мои бывшие студенты.
— Высшая школа экономики (ВШЭ), пожалуй, был последним вузом в РФ, который сохранял какие-то принципы свободы. Вы практически до конца преподавали. Как там происходила индоктринация?
— Ужесточение в “Вышке” во многом было связано с Валерией Касамарой (старший директор по взаимодействию с органами власти НИУ ВШЭ в 2008-2023 гг., — ред.). Когда она появилась, климат изменился. До последнего момента, когда я преподавал в “Вышке”, все-таки было видно, что они пытаются немножечко противостоять происходящему, но не активно противостоять, не публично. Была такая пугливая осторожность.
Например, [в 2018 году] вышла книга “Венедикт Ерофеев: посторонний” (я ее написал в соавторстве с Ильей Симоновским и Михаилом Свердловым), она получила какие-то премии, и факультет хотел устроить ее презентацию. Но когда я в Facebook написал пост в защиту Алексея Навального, тут же все эти разговоры о презентации были прекращены.
Сейчас в Высшей школе экономики преподают многие мои друзья, они пытаются быть честными, насколько это возможно в сегодняшней ситуации.
Мне кажется, что настало время, когда каждый отвечает за себя.
Вот сейчас эти споры — уехавшие, не уехавшие, кто прав, кто виноват… Вот я выбрал такой путь, я по-другому не мог поступить. Те, кто остались, у них тоже были какие-то свои резоны. Всем, кто не зигует, кто не “зетничает” и не прославляет войну, — всем им я сочувствую.
— Каково вообще покинуть пространство языка, которому вы посвятили всю свою жизнь, изучению литературы, языку? Вы теперь лучше стали понимать русских эмигрантов, писателей, поэтов?
— Да, личный опыт важен. Понятно, что ситуация кардинально изменилась, с появлением интернета мы можем с вами общаться.
Ситуация российской жизни в области того, что связано с культурой, с литературой, пока напоминает, скорее, конец 1920-х годов, а не 1930-х.
Например, в некоторых российских изданиях выходят даже статьи эмигрантов, в том числе и мои. Начали возобновляться споры, дискуссии, которые казались навсегда ушедшими.
Эмиграцию, конечно, начинаешь лучше понимать, пропустив это через себя. Самое тяжелое — это не оторванность от русского языка (этого нет, потому что я слежу за новостями на русском языке, смотрю русские фильмы, здесь довольно много людей, с которыми я говорю по-русски). Страшнее — неопределенность. Когда ты не знаешь точно, что будет с тобой, с твоей семьей через год или через два. Но я стараюсь жить сегодняшним днем, радоваться тому, что есть сегодня, и, разумеется, печалиться по поводу того, что сегодня происходит. Война, которую развязало преступное российское государство против Украины, происходящее сегодня в Израиле, поддержка ХАМАСА в западном обществе — меня ужасает.
— В рамках проекта “Люди доброй воли” я делал интервью с американским литературоведом, профессором Евой Томпсон (см. Почти каждый русский классик крайне империалистичен: о колониализме в русской литературе говорим с литературоведом Эвой Томпсон). Ее книга “Трубадури імперії” (Imperial knowledge) сейчас переведена на украинский язык, готовится перевод на русский. Это анализ русской классики (с начала ХІХ века до советских писателей) с точки зрения присутствующего в ней империализма и колониализма. Как вы относитесь к такому подходу к русской литературе?
— Это новый поворот. Такой серьезный разговор в российском, в советском литературоведении никогда толком не велся. И на Западе на это не обращали особого внимания. А между тем, этот поворот необходим.
Конечно, нужно говорить о пренебрежении, которое было присуще русским писателям. Пренебрежение к другим культурам — и не только к украинской, к той же среднеазиатской культуре, я сам это видел в Ташкенте, люди об этом помнят.
Если мы говорим о литературоведении, то сейчас литературоведы должны вести этот разговор, чтобы вот этой истерике и этим скандалам, которые творятся в соцсетях, противопоставить нормальный, серьезный филологический анализ, незаангажированный. Не оправдывая и не обвиняя, а просто анализируя как филолог. Это происходило только с русской культурой или это происходило с другими культурами, которые были имперскими культурами? Как то, что происходило с русской культурой, соотносится с тем, что происходило с другими культурами? В чем отличие, в чем сходство и так далее?
И вот такой спокойный разговор со спокойным анализом, мне кажется, даст какие-то результаты, какие-то гораздо более долговечные плоды, чем истерические споры, которые сегодня ведутся. Я пока не готов писать сейчас такую книгу, но многие об этом сейчас думают — люди, которые имеют какую-то совесть.
Предыдущие выпуски проекта “Люди доброй воли”:
- Российская тюрьма убивает: интервью с правозащитницей Ольгой Романовой
- Безысходность и страх руководят теми, кто служит режиму Кремля в оккупации: интервью с экс-пленным, священником Богданом Гелетой
- Путин мог пойти другим путем, но пошел по пути Сталина: интервью с польским журналистом Адамом Михником
- Как рассмотреть хвост империализма у “хороших русских”: интервью с российской художницей Екатериной Марголис
- Становление и развитие морского военного флота Украины: интервью с экс-замначальника штаба ВМС Андреем Рыженко
Не пропусти наши видео на YouTube-канале FREEДОМ
Если заблокирован доступ к сайту и соцсетям FREEДОМ — алгоритм действий
