Вчера в 21:59
Светлана Астраханцева — российская правозащитница, юрист, участница и координатор нескольких правозащитных коалиций и инициатив, исполнительный директор Московской Хельсинкской группы (МХГ).
МХГ — старейшая правозащитная организации в России. Она создана в 1976 году группой московских диссидентов для контроля за соблюдением международных обязательств в области прав человека, взятых на себя Советским Союзом во время подписания Хельсинкских соглашений. С тех пор МХГ занималась правозащитным мониторингом и защитой уязвимых групп населения в СССР, а с его распадом — борьбой за гражданские права и свободы в современной России.
Полномасштабную войну, развязанную Россией в Украине, правозащитники Московской Хельсинкской группы назвали “преступлением против мира и человечности” и призвали сограждан не становиться частью этой войны.
25 января 2023 года МХГ была ликвидирована судом по требованию Министерства юстиции России.
Светлана Астраханцева — гостья сегодняшнего выпуска программы “Люди доброй воли” телеканала FREEДOM.
Ведущий — Сакен Аймурзаев.
— Меня потрясает соотношение цифр: 47 лет существования МХГ и всего 20 минут хватило судье Мосгорсуда, чтобы прервать эту гигантскую правозащитную историю. Что происходило в течение этих 20 минут? Как проходил суд?
— Это было, конечно, не 20 минут. Просто чья-то фраза о 20 минутах, не совсем корректная, полетела в мир.
На самом деле, процесс длился порядка 5-ти часов. Эти 5 часов длились практически без перерыва. Нам удалось убедить судью один раз сделать 30-минутный перерыв, потому что в нашей команде защитников и представителей было два очень возрастных человека — Генри Маркович Резник и Валерий Васильевич Борщев. Им было тяжело сидеть все это время в душном зале, в очень эмоциональной атмосфере.
То есть процесс длился 5 часов. А 20 минут, действительно, понадобилось судье для того, чтобы удалиться свою совещательную комнату и там принять решение, оформить его в процессуальный документ. В нем указано, что суд считает, что надо удовлетворить требования Главного управления Министерства юстиции РФ по городу Москве и ликвидировать Московскую Хельсинкскую группу.
— А чем Минюст мотивировал желание это сделать?
— Они толком не могут объяснить претензии. У представителей истцов — Министерства юстиции и у прокуратуры города Москвы — не было желания разбираться в сути претензий.
Нам даже неоднократно давали понять, причем прямыми словами (это будет, видимо, в протоколе, в аудиозаписи заседания), что наша деятельность, всё, к чему мы призываем, не имеет значения в этом процессе. Значение имеет то, что государство в лице этих двух органов обнаружило на сайте Московской Хельсинкской группы.
Как кто-то из наших, из моих товарищей по защите сказал: в общем, это был не судебный процесс, а просто документальное оформление ликвидации старейшей организации.
Потому что не было никаких легальных поводов, чтобы нас ликвидировать.
— А что же они нашли на сайте?
— На нашем сайте они нашли только один эпизод. В [исковом] акте были описаны 11 эпизодов. Остальные 10 эпизодов они нашли в интернет-архивах. Это некое интернет-хранилище, которым обычно журналисты-расследователи пользуется. Вот таким же интернет-архивом воспользовались представители юстиции.
Что нашли? Нашли три группы наших действий, которые вменяются нам как основание для ликвидации.
Первая группа таких действий — это то, что мы участвовали в резонансных судебных процессах. Мы присутствовали там как слушатели, как наблюдатели от правозащитных общественных организаций, от общественной правозащитной организации Московской Хельсинкской группы.
Это достаточно громкие в России дела. Это и “Ингушское дело” в 2018 году (серия уголовных дел против семи ингушских оппозиционеров, выступавших за возращение отобранных у ингушей их исконных земель, — ред.). И “Ярославское дело” по пыткам в колониях. Дело Александра Шестуна, который признан политзаключенным, и которого уже и самого посадили, и семью вот буквально сейчас практически на улицу выгоняют.
Мы, действительно, всегда следили за резонансными делами. Участвовали в них иногда, так как не так часто мы могли себе позволить ездить в регионы, чтобы присутствовать в зале заседаний.
Вторая группа эпизодов — это когда, например, наши региональные коллеги проводят какие-то мероприятия, или нас приглашают иные организаторы.
Например, у нас ежегодно проходил международный фестиваль прав человека и гражданских инициатив “Город прав”. Каждый год в разном городе. Один раз он проводился в Уфе, на этот фестиваль прибыли представители Московской Хельсинкской группы и провели правозащитную игру по принципу “Что? Где? Когда?” И это нам вменяется, как организация мероприятий в регионах России.
И третья категория — это уже полный абсурд, это наше обращение к органам власти других субъектов, нежели Москва. В частности, это обращение к губернатору Санкт-Петербурга в защиту одиночных пикетов, то есть в защиту, фактически, свободы выражения мнения. Мы и в Москву также обращались и в иные регионы, где эти права очень серьезно нарушались. Но в основном это столичные регионы — Москва и Санкт-Петербург. Также было наше обращение к председателю городского суда Сочи, куда не был допущен наблюдатель от Московской Хельсинкской группы, этот эпизод тоже вменяется как основание для ликвидации правозащитной организации.
— То есть раз вы называетесь “Московская”, значит, будьте любезны, за пределы города Москва не суйтесь?
— Здесь, скорее, имеет место в некотором смысле извращенное толкование Министерством юстиции одной статьи закон “Об общественных объединениях”.
В России есть всего три категории общественных объединений: общероссийские, межрегиональные и региональные. И Минюст трактует, что региональная организация должна, действительно, сидеть в своем регионе и “не отсвечивать” нигде больше. Причем, трактует это очень выборочно. Вот по отношению к Московской Хельсинкской группе так. А по отношению к организациям, которые, например, участвуют в конкурсах президентских грантов, имеют региональный статус, но поедут совершать активности в “ДНР” и “ЛНР”, такой трактовки, я так подозреваю, не будет.
— А какова была ваша деятельность в течение последнего года, после полномасштабного вторжения РФ в Украину?
— Было несколько основных линий.
Во-первых, это некая информационная площадка — сайт МХГ. Сайт был площадкой для сбора и обобщения информации из разных источников о происходящем в стране. Это мнение ведущих лидеров общественного мнения, это информационные материалы.
Во-вторых, мы вели комплексный мониторинг ситуации с правами человека в стране. Последние уже более 10 лет наш мониторинговый доклад начинался с того, что ситуация усугубляется, тренды усиливаются. На протяжении последних лет мы это фиксировали в своих докладах.
И помимо этого, еще реакция на резонансные события, будь то ввод войск в Украину или мобилизация. Это и ситуация с призывом из колоний. И когда российских призывников или мобилизованных просто не отпускали из зоны военных действий, хотя они пытались отказаться от участия в военных действиях. То есть оценка происходящего через призму прав человека, опираясь на конституционные права, без политического пафоса. То есть есть человек, есть права, есть Конституция — будьте любезны, обратите внимание на этот факт. Потому что что вы сейчас делаете? Вы нарушаете конституционные права в первую очередь.
— Тогда почему вас ликвидировали сейчас, а не, скажем, год назад? Причем произошло все так быстро: в конце 2022 года появилась идея, а в январе, через месяц, ее реализация.
— Наверное, решили, а чего с ними возиться? Вот долго ликвидировали “Мемориал”. Там было три предварительных, два заседания первой инстанции, ознакомление, что-то там еще. Я так полагаю, что в нашем случае решили не рубить по частям хвосты, а радикально и быстро решать вопрос.
Почему сейчас? Потому что очень сильно увеличилась чувствительность власти, государственных органов к любой альтернативной, отличной от официальной точки зрения, мнения, информации.
У нас же, в принципе, с начала марта [2022 года] пытаются максимально запугивать людей, вплоть до того, что уже говорить вслух люди боятся, потому что посадят. Правозащитные организации понимают, как можно освещать, распространять и в то же время не подставиться под уголовные статьи. Ну, вот дошли руки до них.
То есть первыми были вычищены независимые средства массовой информации. Они все практически вычищены. То есть репортеры в России есть, но самих СМИ в России, практически, нет.
Следующая площадка такого независимого мнения (что в советское время называлось инакомыслием или диссидентством) — это гражданские независимые организации. В первую очередь правозащитные. Но механизм уже обкатан, поэтому после правозащитных организаций возьмутся за гражданские.
— Ликвидация МХГ вписывается в череду закрытия “Мемориала”, Сахаровского центра?
— Безусловно. Разбег в год между “Мемориалом” и МХГ, Сахаровским центром. Просто им не до того было, наверное, в предыдущие месяцы.
И потом, у нас власть любит символизм. Например, перед Новым годом привыкли ликвидировать все НКО (некоммерческие организации). Вот в 2019 году перед Новым годом ликвидировали движение “За права человека” Льва Александровича Пономарева. Потом перед Новым годом начался процесс по ликвидации “Мемориалов”. Перед этим Новым годом начался процесс МХГ, и “Сахарница” тоже получила первые сигналы, что у них “не все в порядке”.
— Хельсинские соглашения, откуда выросло ваша и иные организации, были подписан в 1975 году, при Леониде Брежневе. Тогда на базе Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) впервые была предпринята попытка договориться об общих правилах защиты прав человека, и даже советский режим подписал эти соглашения. Может быть, это не вы виноваты, а те соглашения, и так хотят разорвать те старые связи с Европой, которые еще Брежнев подписывал?
— То, что Брежнев подписывал в свое время Хельсинкские соглашения, у него был свой интерес. У советской власти была необходимость сохранять лицо перед международным сообществом. Потому что в Хельсинкских соглашениях также были еще очень важные для советского государства пункты касательно границ, касательно разных экономических вещей. Поэтому была работа Хельсинкских комитетов и в Советском Союзе, в нескольких республиках были такие комитеты или аналогичные Московской Хельсинкской группе.
А сегодня, значит, какие-то правозащитники выносят, что называется, сор из избы. Это было чувствительно для власти. Поэтому их сажали, поэтому они подвергались давлению и репрессиям.
Сейчас российской власти сохранять лицо, вообще, не надо. И они открыто демонстрируют, что для них Хельсинкские соглашения не имеет никакого значения, по крайней мере, на уровне официальной риторики.
Я, все-таки, склонна верить, что в эшелонах власти есть какие-то сообщества, которые немножко больше понимают в происходящем. И понимают, что легко сейчас плеваться ядовитой слюной, но все это надо будет потом возвращать.
И доверие международного сообщества к России надо будет тоже как-то возвращать, и это будет очень непросто сделать после такого разворота на 180 градусов и отката от договоренностей.
— Есть реакция иных международных правозащитных организаций на закрытие МХГ?
— Безусловно, сейчас мы видим только выражение солидарности, причем от всех международных организаций, от наших партнеров. Идет целая волна солидарности, это заявления, письма поддержки. Пока это все, что может сделать международное сообщество. Может ли оно как-то повлиять на решение? Сомнительно.
— А что дальше будет с участниками МХГ? Вы все уедете? Заканчивается огромная история, и больше никогда она не восстановится? Или будете пытаться добиваться справедливости в России?
— Наши правовые усилия будут, к сожалению, бессмысленны. Потому что сейчас есть определенная установка на ликвидацию правозащитных организаций. Мы, конечно, будем подавать апелляцию на это решение. Безусловно, мы будем потом обращаться в Конституционный суд. Весь этот правовой процесс мы будем производить, просто иначе бы мы не были правозащитной организацией. Другое дело, что они сейчас бесполезны.
Мы будем пытаться продолжать работать, вести свою правозащитную работу в России. Все-таки, не хочется верить, что МХГ, которая пережила советский период, просуществовала 47 лет и по чьему-то хотению должна сейчас закрыться.
Можно закрыть юридическое лицо, но непонятно, как закрывать людей.
Конечно, можно пойти по совсем плохому пути и начать еще сажать правозащитников. Многие из тех, кто пока работает в России, морально готовы к тому, что они под угрозой.
Читайте также: Сахаровский центр выселяют из РФ — почему идеи академика не подходят путинскому режиму (ВИДЕО)
Больше новостей — в Telegram-канале #FREEДОМ
Не пропусти наши видео на YouTube-канале FREEДОМ
