Безысходность и страх руководят теми, кто служит режиму Кремля в оккупации: интервью с экс-пленным, священником Богданом Гелетой

Богдан Гелета — священник Украинской греко-католической церкви, монах ордена Редемптористов. 

Родился в 1965 году в Ивано-Франковской области. Получил образование в радиотехническом училище, после — работал наладчиком радиоаппаратуры и электроники. В 1992 году поступил в монастырь. Учился в семинарии и в Украинском католическом Университете во Львове. В 2009 году был рукоположен в сан священника.

Весной 2019 года получил назначение в Бердянск, в приход Рождества Пресвятой Богородицы. В ноябре 2022 года был похищен российскими силовиками. Почти два года провел в колониях, подвергаясь пыткам. В июне 2024 года вернулся в Украину в рамках обмена пленными.

Богдан Гелета — гость очередного выпуска программы “Люди доброй воли” телеканала FREEДOM.

Ведущий — Сакен Аймурзаев.

Для тех, кто меня удерживал, я — “сектант”

— Вы провели уже несколько месяцев на свободе, в Украине. Как проходит ваша реабилитация?

— Пребывая в плену, я знал, что я буду свидетельствовать. И в какой-то степени, я был уже подготовлен. Для меня это не было такой неожиданностью. Конечно, были негативные моменты, которые связаны с психикой, с переживаниями. Но в основном все проходит хорошо.

— Вы уже вернулись к работе? Или вы еще духовно отдыхаете?

— Частично да, вернулся.

— Как вы оказались в  Бердянске? Я так понимаю, парафия там существовала еще до вашего приезда, или вы были первым священником парафии УГКЦ?

— Парафия существовала уже более 10 лет. Мы заменили других священников, которые там были. Мы должны были вернуться в 2023 году. Но, к сожалению, случилась война.

— Кто был вашими парафиянами? 

— Украинцы, русские, греки, приезжие. Разные были. Людей было мало, потому что это такой регион, он требует еще очень много духовной работы. Нельзя сравнивать с западными и восточными территориями Украины. Украинская духовность там была разрушена.

— Пребывание там вы воспринимали больше как миссию, я так понимаю?

— Да, это миссия. Слово Божие. Мы несем эти знания, веру. Но не только, мы работаем также в разных социальных формах.

— Какой была главная претензия к священникам, когда вас арестовывали? Что они имели против вас, против церкви?

— Сначала они нам говорили, что задерживают людей, которых нужно проверить. И предупредили нас, что мы должны взять разрешение на любые акции или молитвы вне своего храма, то ли это в городе, то ли среди людей. И это было причиной задержания.

— Это были представители ФСБ РФ?

— Сначала это были солдаты, так нам сказали. Но они были в камуфляже с закрытыми лицами.

— А ФСБшники когда подключились к вашему делу?

— Это уже потом, после нескольких допросов. Они подключились, когда мы уже были в камерах. Нас вызывали, они тогда пытались нас агитировать, приглашали к “сотрудничеству”.

— А что именно они предлагали? Перейти в РПЦ? Изменить церкви? Что они хотели от вас?

— Конкретики не было. Ничего такого не предлагали. Но говорили, что когда мы согласимся, тогда скажут.

— Какими были условия вашего содержания? Насколько известно, были пытки. Вы можете об этом рассказать?

— Мы были в нескольких местах. В Бердянске 4 месяца, и еще почти 5 месяцев в 77-й колонии. Она также находится в Бердянске. И когда мы там находились, в наших камерах было очень много людей, которые проходили фильтрацию. Они рассказывали разные вещи — что с ними происходило — это были и военные, и гражданские. Женщины были, но они были в отдельных камерах, и мы только слышали их голоса через коридор. Если сравнивать бердянскую и горловскую колонии, то меня лично в Бердянске не трогали физически, но хотели сломать психологическими методами.

Например, с пяти утра до часа ночи они заставляли слушать советскую музыку.

— У вас была возможность молиться, может, и служить в колонии?

— Была возможность молиться, общаться. Многие подходили, рассказывали о своих проблемах. И это было позитивно с той стороны, что они облегчали свое горе. Если кто-то носил в себе ненависть, то он как-то через молитву, через общение смягчался и уже меньше переживал, получал внутренние духовные силы.

— Если говорить о следователях, о тех, кто работал в тюрьме, они задавали вам вопросы о церкви? Они вообще понимали, что вы — священник Греко-католической церкви?

— Да, они очень хорошо это понимали. И для них мы — секта. Церковь, которая, они так объясняют, оторвана от Христа, от Бога, и мы искажаем веру. Они так воспитаны пропагандистскими методами. Это происходит поколениями. Они искренне верят, что мы их враги, и нас нужно изолировать от общества.

— Но к вам не обращались как к священнику? Вы для них были как гражданский?

— Да.

— Отче, а что вам известно об обмене, в рамках которого вы вернулись из плена? Какая в этом была роль церкви, государства? 

— В глобальных обстоятельствах могу только догадываться. Полной картины я не знаю, но я благодарен всем, кто причастен, кто молился, и знаю таких людей. Благодарен и Папе Римскому, нашему блаженнейшему Святославу, владыке Степану Менько. Я не буду перечислять всех наших собратьев из нашей общины, и сестер из разных общин, и простых людей, которых, наверное, огромное количество.

— Много ли священников, греко-католиков, католиков находятся в тюрьме, в плену, преследуются на захваченных территориях?

— Мы с отцом Иваном были только вдвоем, и я такой информации не знаю.

— Блаженнейший Святослав недавно сказал, что на временно оккупированных территориях Украины сейчас нет греко-католической церкви. Может, вы что-то знаете о том, как существуют сообщества? Существуют ли они вообще?

— Они существуют в подполье. И они молятся по своим домам. Возможно, где-то собираются, но мне это не известно.

— А вы хотели бы вернуться в Бердянск?

— Конечно. Я думаю, что так и будет в недалеком будущем.

Смерть — временна, а любовь — вечна

— Почему, на ваш взгляд, продолжаются такие жестокие практики плена и насилия в 21-м столетии?

— Тяжело сказать. Мы находимся в таких культурных временах. Но возвращается вульгарщина, такие страшные времена. Наверное, это происходит из-за того, что люди отошли от Бога. Больше любят свою жизнь, свой комфорт, свои собственные грехи.

— Отче, как вам удалось не наполнить свою душу ненавистью и местью?

— Через молитву, через общение с Богом, другого пути не существует. Нужно постоянно очищаться, освобождаться от своего Я, от каких-то плохих привычек. Тогда приходят покой, духовная сила, которые дают возможность действовать и реализовать себя в добре.

Нет людей, которые бы ни во что не верили

— Что бы вы сказали родственникам тех, кто сейчас в плену? Им очень сложно ждать. Приходит отчаяние, оставляет надежда. Что бы вы сказали как пастор и как человек, который прошел через это испытание?

— Я бы советовал, чтобы они также очищались, давали Господу обещания, становились лучше. И они найдут спокойствие и силу, чтобы выдержать эти ужасы. Смерть — временна, а любовь — вечна. И мы получаем эти знания через свою собственную молитву — связь с Господом. Это вопрос веры.

— А если у человека нет веры или он не воцерковлен?

— Пусть начнет практиковать. Пусть попробует. Просто можно своими словами обратиться: “Господи, помоги мне”. Надо переступить через себя.

— Отче, вы встречали за время плена какое-то милосердное отношение к себе со стороны сотрудников тюрьмы? Может, были те, кто понимает, что творит несправедливость? 

— Были некоторые люди, которые нас не трогали, как другие. И чувствовалось, что они хотят какого-то к нам другого отношения, но, наверное, они боялись своей же среды, своих же военачальников. И все равно они должны были делать вид, что что-то делают. Но они не издевались так, как другие.

— А что ими руководит — страх или фанатизм? Что на первом месте у них?

— Я думаю, и то, и другое. А в последнее время, наверное, их безысходность. Потому что они понимают, что рано или поздно они будут отвечать.

— Вы имеете в виду земной суд?

— И земной, и небесный.

— Вы не думали над тем, чтобы теперь заниматься духовной работой с пленными?  Может, капелланство?

Да, я думал. Но все  еще впереди. Я сейчас свидетельствую. 

Я видел людей на грани — это ценный опыт

— Что бы Вы сказали тем людям, которые, например, вообще не знали, что священники были в тюрьме? Что бы Вы могли сказать нашим зрителям о своем опыте?

— Мой опыт ценен в том смысле, что можно было увидеть изнутри, что творится с теми людьми, которые находятся на грани, в атмосфере смерти и отчаяния. И этот негативный опыт можно превратить в будущей жизни в какой-то позитив. Это не простая психология. Это живое общение с Богом. Нет человека, который не верит ни во что. Мы верим. И мы должны искать в своей вере совершенство, чтобы через свое внутреннее и внешнее очищение услышать голос Всевышнего.

— Поделитесь воспоминаниями о Бердянске до оккупации. Как Вы чувствовали этот город?

— Работа и служба на этих территориях специфична. Потому что люди очень далеки от своего совершенствования, думают о материальном, думают о тех вещах, которые исчезают, они становятся рабами вещей материальных. И достучаться до их сердец тяжело. Но через молитву, через Господний опыт, мы можем это делать. 

Бердянск меняется. Он уже не такой, как был. Он будет лучше. Будут возвращаться люди, вынужденно покинувшие город, и строить его. Я буду с ними. Я уже с ними. Мы разбросаны, к сожалению. Но время придет и мы вернемся.

— Как вы представляете мир?

— Мир — это когда ты отдаешь себя другим на служение. Когда вы имеете семью, вы стараетесь ей служить. Так и в обществе. Но основой есть Господь Бог в этом мире.

Предыдущие выпуски проекта “Люди доброй воли”:

• Как рассмотреть хвост империализма у “хороших русских”: интервью с российской художницей Екатериной Марголис
• Становление и развитие морского военного флота Украины: интервью с экс-замначальника штаба ВМС Андреем Рыженко
• Сравнение экономики Украины, России и Европы: интервью с польским экономистом Лешеком Бальцеровичем
• Путин — самый яркий пример фашиста в мире: интервью с философом Джейсоном Стэнли
• Курская операция ВСУ изменила взгляды жителей российского приграничья: интервью с социологом Еленой Коневой