Весь режим Путина построен на лжи, убийствах и агрессии: интервью с директором адвокации фонда “Свободная Россия” Евгенией Кара-Мурзой

Весь путинский режим построен на лжи, убийствах и агрессии, а каждый свободный голос, ему противостоящий, и говорящий правду — угроза для его стабильности. Для режима очень важно представить всех инакомыслящих либо шпионами, либо преступниками или даже сумасшедшими. Об этом на полях осенней сессии ПАСЕ, которая проходит в Страсбурге, в интервью телеканалу FREEДОМ рассказала Евгения Кара-Мурза, директор адвокации фонда “Свободная Россия”, супруга российского оппозиционера и журналиста Владимира Кара-Мурзы, которого в РФ приговорили к 25 годам лишения свободы.

Ведущий — Олег Борисов.

— В эфире телеканала FREEДОМ мы много говорим о репрессиях в России. И часто замечаем, что как только в РФ кем-то озвучивается информация, которая никак не клеится к путинскому режиму, то этого человека тут же обвиняют “иноагентом”, начинаются административные и уголовные преследования. Почему Путин так боится инакомыслия?

—Потому что весь его режим построен на лжи, на убийствах, на агрессии. Поэтому каждый голос свободы, который противостоит этому, который рассказывает правду, — это угроза стабильности этого режима.

В этом же плане идет обвинение в госизмене против моего мужа Владимира Кара-Мурзы. В официальном обвинении говорилось, что публичные речи моего мужа представляли опасность для стабильности Российской Федерации и портили имидж Российской Федерации на международной арене.

То есть не действия Путина, а публичное осуждение таких практик со стороны моего мужа считается государственной изменой.

Для режима очень важно, как это было и в советские времена, представить всех инакомыслящих либо преступниками, либо шпионами, работающих на иностранные государства, либо предателями родины, либо сумасшедшими. И в нынешней России возвращены все карательные практики, которые использовались в советское время. Эти репрессивные практики включают и использование карательной психиатрии, и сталинские сроки, которые могут доходить до 15 лет за перепост информации о войне в Украине, о каких-то военных преступлениях, насилии, сексуальном насилии в тюрьмах.

Всевозможные жуткие методы репрессий используются для того, чтобы и запугать людей, и чтобы представить тех, кто отказывается бояться и продолжает сопротивляться, как преступников или предателей.

— Сейчас, в век интернета, информацию уже не утаишь. Среди несогласных с режимом много популярных людей, любимчиков российской публики, например, Максим Галкин, Иван Ургант. Неужели россияне, начинают ненавидеть таких людей по щелчку, автоматически, хотя еще вчера восхищались ими?

— Нам тоже казалось, что в XXI веке, при всех нынешних технологических возможностях, пропаганда не может быть такой эффективной, какой она была в ХХ веке. К сожалению, опыт показывает, что может быть.

Последний крупный независимый телеканал, который был доступен всему населению России, был закрыт в 2003 году (речь о телеканале “ТВС”, — ред.). С тех пор в течение 20 лет в телевизоре люди слышали только пропаганду, которая ранее, конечно, не была такой агрессивной. Движение к агрессии было поступательным, это происходило медленно, градус агрессии в пропаганде рос постепенно. Но месседж был один и тот же: Россия — великая страна, окруженная врагами, все хотят видеть нас на коленях, все нас ненавидят, мы должны защищаться, мы должны отстаивать свой какой-то особый путь.

Как и ранее, так и сейчас большинство людей в России все еще полагаются на телевизор как основной источник информации, как это ни трагично. И плюс режимом было сделано все для того, чтобы уничтожить другие средства массовой информации, к которым люди имели доступ онлайн. Так, с февраля прошлого года было заблокировано больше 210 тысяч онлайн-ресурсов, были заблокированы все [нероссийские] социальные платформы.

Из-за этих блокировок в прошлом году Россия заняла второе место в мире по числу установленных пользователями VPN-сервисов. Это значит, что, несмотря на то, что в России много людей, которые зомбированы пропагандой, но также огромное количество россиян имеет потребность в доступе к независимой информации.

Поэтому так важно поддерживать работу независимых журналистов, которые продолжают создавать этот информационный контент. И поэтому так важно делать все для того, чтобы российское общество (по крайней мере, та часть, которая понимает, что происходит и хочет получать эту информацию) продолжало ее получать в полном объеме.

— Путинская мобилизация негативно влияет на российское общество, особенно, когда люди видят последствия, когда гробы возвращаются в РФ?

— Вы знаете, ведь по телевизору-то гробы не показывают, а этих людей хоронят в тайне. Людям запрещают скорбеть об усопших, запрещают им собираться, чтобы, не дай бог, они не увидели, как много погибших. Такая история была и во время войны в Афганистане — количество жертв не сообщалось публично, эта информация замалчивалась.

Я абсолютно уверена, что это все влияет на людей, и все больше появляется людей, которые спрашивают: “Почему убивают наших детей? За что? За что они бороться-то туда отправились?”

— Лозунги зачастую, как в Советском Союзе: за Родину.

— Да, но лозунги у нас меняются. Каких только нарративов мы не слышали с февраля 2022 года. Это, конечно, влияет. Но проблема с недостатком информации, с тем, что все это замалчивается.

Если бы население России могло включить телевизор, и там бы им рассказывали, какое количество гробов возвращается в Россию, я уверена, что ситуация была бы не такая. Именно поэтому власти делают все для того, чтобы эта информация скрывалась всячески.

— Вы верите в то, что после смены либо падения режима Путина российское общество очень быстро излечится от российской пропаганды?

— Хотелось бы. Но я понимаю, что этот процесс будет очень долгий, и он будет очень тяжелый, болезненный. Я понимаю, что мы пройдем такой путь, какой прошла Германия после Второй мировой войны. И я понимаю, что образование и просвещение будут очень важны.

Потому что невозможно никакое будущее нашей страны, если обществом не будет осознана та трагедия, которая сейчас разворачивается в Украине и поддерживается какой-то частью российского общества.

Чтобы у нас появился хотя бы шанс на будущее, мы должны проделать эту работу. Поэтому мы продолжаем говорить о необходимости международного трибунала для всех виновных в агрессии против Украины, всех виновных в совершении военных преступлений. Поэтому мы делаем все для того, чтобы распространялась информация о том, что происходит, о реальных событиях в Украине, о том, какая это чудовищная катастрофа.

Международный трибунал очень важен для украинцев, но он важен и для нас тоже, он важен для российского общества. Люди должны это увидеть, и они должны понять, что делалось часто от их имени.

И нам нужно будет пройти через процесс морального очищения, через люстрации. Поэтому так важна поддержка работы адвокатов, например, которые сейчас представляют интересы людей, подвергающихся политическим репрессиям в России. Ведь в России нет независимых наблюдателей, все гражданское пространство зачищается очень жестоко властями, все организации по правам человека объявляются нежелательными, запрещаются, разгоняются, и люди оказываются в тюрьме.

В этой ситуации у нас есть очень размытая картина масштаба репрессий внутри страны. Потому что все организации, которые занимаются мониторингом репрессий (“Мемориал”, “ОВД-Инфо”), говорят: вот вам цифры, но имейте в виду, что они консервативны, мы не можем покрыть такую огромную территорию страны.

Поэтому работа адвокатов так важна. Они все это выкладывают на бумагу черным по белому.

Мой муж был осужден на 25 лет строгого режима и сейчас находится в ШИЗО, и будет там находиться еще неопределенное время — ему докидывают 15 суток, еще 15 суток. Я понимаю, что он осужден за свою долголетнюю и борьбу с режимом. И я очень хочу видеть тех людей, которые виновны в его преследовании, на скамье подсудимых. Думаю, что эти процессы тоже будут очень важны для нашего общества, и какая-то форма люстрации будет необходима, потому что структуры, которые сейчас проводят репрессии внутри страны, должны прекратить свое существование.