Франк Питер Уайлд — немецкий дизайнер костюмов, активист. Эпатаж, броский стиль, откровенные квир-наряды — таким его знал Берлин, вся Германия и богема, для которой он создавал уникальные сценические образы. А с начала полномасштабной войны им восхищается вся Украина. Ежедневные лифтолуки Уайлда в образах с украинской колористикой, символикой и атрибутикой сделали его настоящим Instagram-амбасадором Украины.
Ведущий — Сакен Аймурзаев.
— Как вы узнали о войне? И почему война произвела на вас такое сильное впечатление?
— Во-первых, я всегда был в курсе политических событий. Я и до 24 февраля писал в соцсетях о социальных вопросах, политике, меньшинствах.
24 февраля… Думаю, что это не было сознательным выбором, погоней за тенденцией. Это была, скорее, эмоциональная позиция. Потому что как человек своего поколения я знаю цену свободе. Я знаю, что значит, иметь возможность жить и любить так, как ты хочешь, и не быть подавленным, не быть дискриминированным и тому подобное. И в случае с Украиной это было с первых секунд — нет, этого не должно быть.
Я и раньше знал о России. Я участвовал в демонстрациях у российского посольства в 2013 году, когда в РФ приняли так называемый закон о гей-пропаганде. Тогда я много спорил, у меня были большие перепалки, потому что в то время я работал со многими российскими клиентами. У меня были острые дискуссии по этому поводу. Дело в том, что я квир-активист почти всю жизнь, и мы боролись за равноправие в Германии, и мы его добились.
Возвращаясь к войне. Я знал, что это должно произойти за несколько дней до 24 февраля.
Для меня было совершенно ясно, что это произойдет. Это был вопрос времени.
22 февраля я запостил в Facebook фото в синем пуловере с желтыми цветами в руках и подписал: “Слава Украине!”. Это было за два дня до войны. В Instagram я разместил фотографию: на мне была маска Путина, в кожаном пальто, с ножом и надпись на английском Don’t Look Now (“А теперь не смотри”), которая является цитатой из одноименного триллера Николаса Роуга. Этот фильм ужасов — один из моих любимых фильмов ужасов.
И когда началось полномасштабное вторжение, я осознанно был на стороне Украины и буду с вами до конца.
— Ваши образы сейчас основаны, в ом числе, на украинской колористке. А что вы как художник, дизайнер думаете о цветах Украины, о синем и желтом? Что они значат для вас лично?
— Синий всегда был моим любимым цветом.
Теперь для меня синий цвет означает доверие, надежду.
А еще я изучал его и в психологической терапии: когда вам больно — думайте о синем цвете. Потому что синий — как надежда. Знаете, море, небо и все такое.
И мы все теперь знаем, что символизируют украинские цвета: синий — цвет свободы, и желтый — цвет энергии. И они подходят точно.
— А как в вашем окружении восприняли войну? Есть ли те, которые понимают Путина?
— Да, есть. Есть некоторые люди, которые считают меня радикалом, из-за того, что я с самого начала думал, что Германия должна поставлять Украине тяжелое оружие, а НАТО должно прекратить деятельность Путина. И они говорят мне: вы кричите о ядерной войне, а мы должны понять Путина, мы должны с ним поговорить, мы должны вести мирные переговоры.
Мирные переговоры, серьезно? Посмотрите в свои учебники истории. Посмотрите, как мирные переговоры проводились раньше. Это блеф, это сказка, и это просто дает время на подготовку к дальнейшим военным действиям.
И чем дольше длится война, тем больше я узнаю о ней, и тем больше мое участие в войне. Все время что-то происходит. Например, я работал, и вдруг мне позвонил друг, которого я знал по одной программе для агентства ООН по беженцам. Они собирались снять фильм, вся команда должна была быть украинской. Он спросил: не хочу ли я помочь костюмерам? Он прислал сценарий, я его посмотрел — сценарий был великолепен. Я дал согласие. Он меня предупредил, что за эту работу я не получу деньги, и что будет тяжело, потому что там около 65 человек только массовки. Но у меня есть гардеробный фонд, иная одежда, и я готов ее всю отдать. Мы должны делать то, что в наших силах и использовать все возможности, на 100%.
И чем больше я знакомился с украинцами, слушал их истории и узнавал их лично, тем больше я понимаю, что мы должны поддержать Украину.
— Что вы думаете о Владимире Зеленским как о президенте Украины?
— Мы пока не знакомы лично. Но я уверен, что это случится, потому что со мной связались представители его инициативы United24. Меня спросили: заинтересован ли я в сотрудничестве с инициативой как немецкий амбассадор? И я сразу ответил: да, конечно. Поэтому я думаю, что встречусь с Владимиром Зеленским.
Я думаю, что он отлично справляется со своей работой. И когда люди в Европе говорят, мол, он актер, он комик, я отвечаю: Рональд Рейган тоже был актером и стал президентом США, о чем вы говорите?
Что мне особо нравится в нем — он знает, как себя вести перед камерой, и знает, как себя подавать. Знает, как правильно одеться, сменить классический костюм на футболки оливкового цвета. Знает, как подойти к солдатам, пожать им руки. Я думаю, он делает очень-очень много замечательного. Нынешняя война это также война СМИ и коммуникаций. А это одна из тех вещей, в которых Владимир Зеленский действительно, действительно хорош.
Он каждый вечер обращается к народу. Это звучит очень убедительно. У него потрясающая жена, и она знает, как быть заметной, но в то же время разумной и понятной.
Это те люди, с которыми вы действительно общаетесь как с обычными другими людьми и доверяете им.
Это абсолютно не похоже на высокомерие Путина, который находится где-то в бункере или проводит встречи за огромным столом. У него такое коммунистическое отношение — я выше вас всех, я на вершине. А Зеленский — это противоположность.
И даже при том, что фотосессия Елены Зеленской для Vogue подверглась критике, это было действительно прекрасно. Была изображена реальность. Но реальность с достоинством и стилем. Мне это очень импонирует. Я это очень люблю и полностью понимаю. И я думаю, что это очень вдохновляет.
Эти образы пробуждают в вас чувства. Это заставляет вас любить людей, понимаете?
Я часто публикую в Instagram фотографии украинских солдат, и всегда говорю, что эти парни такие великолепные и с танком, и со щенком, и с котенком.
— Вы упомянули Путина. Вот недавно ему исполнилось 70 лет. Каковы истоки жестокости Путина, с вашей точки зрения?
— Во-первых, на месте Путина я бы поостерегся пить чай и есть праздничный торт, и не садился бы близко к окну на торжествах по случаю своего дня рождения. Это исходя из информации о настроениях, которые царят в российском политикуме.
Мы никогда не должны забывать, что он был офицером КГБ. В рамках этой системы вы никому не доверяете. Это старая советская система, которая была похожа на шпионскую. Вы понимаете шпионов, вы шпионите — это российская политика. А если кто-то не согласен, он может выпасть из окна, даже если лежишь на больничной койке, тебя убивают в парке рядом с российским посольством, ты пьешь неправильный чай и так далее. Это такая отвратительная смерть. Это ужасно. Невозможно ничего выяснить, доказать правоту. Просто ликвидируют всех подряд. Это значит, что у Путина сеть как у паука.
— А почему современное российское общество так гомофобно по сравнению даже с 1990-ми? Ведь 20 лет назад в России общество не было таким гомофобным. В чем причина?
— Думаю, что причина в том, что им промывают мозги. Подавлять — это самый простой способ, если они хотят удерживать народ. Особенно, когда большинство русских бедные, в отличие лишь от небольшого количества обеспеченных людей в Москве и Петербурге. То есть существует большое разделение. А если поехать вглубь России, у людей в домах даже нет туалета.
Поэтому, чтобы держать людей вместе, самый простой способ — обвинить в чем-то меньшинства. Гитлер так действовал по отношению к евреям, а также по отношению к геям в то время. Те же речи Путина перед вторжением тоже полны гомофобных высказываний. Мол, злой Запад угрожает России, мы верим в традиции, нас не интересуют гендерные вопросы. Он раздул это до такого, что как будто западный мир берет своих детей и говорит им, что ты можешь быть мальчиком или девочкой, или что-то в этом роде. Это полный бред.
Он использовал гомофобию, чтобы объединить людей.
У многих людей нет доступа к надлежащей информации. Многие считают, что у них простой мир и не стоит задавать вопросы о вещах, для которых им нужна дополнительная информация. Например, услышали, что геи ужасны, и многим легко ненавидеть за это.
— То есть им нужна ненависть, поэтому они порождают гомофобию и поддерживают ее?
— Да. В основе всех тоталитарных систем лежит ненависть. Это возможность отвлечь людей от других проблем — экономических проблем, вопросов несправедливости.
Когда вы знаете, что в России есть несколько богатых, супербогатых людей и есть много очень бедных людей, без образования, без шанса достичь хорошей жизни, то, чтобы отвлечь от этого, вы выставляете врага, которого никто не может поймать.
— Сейчас в Берлине прекрасная погода. Но скоро зима. Как обстоят дела с газом? Вы боитесь, что будет холодно?
— Нет, не боюсь. Я 59-летний человек, и у меня в жизни были и взлеты, и падения. Был период, когда я жил в очень маленькой квартире, у меня почти не было вещей. Поэтому я не боюсь бытовых проблем. Просто сейчас вы должны соизмерять свой комфорт, свое имущество, и на другой чаше весов — люди, у которых сейчас нет даже квартир. Люди, которые были вынуждены бежать от войны, оставить свои дома, потеряли своих мужей, родных.
Думаю, что солидарность — это еще один выход.
А проблема с энергоресурсами, отоплением решится, и чем быстрее закончится война, тем дешевле будут нефть и газ. Это простой факт и логика.
— Что бы вы сказали тем русским, которые бежали из России, чтобы не участвовать в боевых действиях в Украине? Ведь многие из них будут находиться в Германии.
— У меня очень жесткая позиция по этому поводу. Я против них. Если быть совсем честным, это еще и потому, что я живу в Берлине, но в Берлине живут также около 26 тысяч русских. Война длится уже более семи месяцев. И где их демонстрации против путинского режима, где заявления против войны, где солидарность с Украиной? Но я вижу демонстрации с российскими флагами и не понимаю, зачем Мариуполь разбомбили.
Есть большое недопонимание в гуманитарных вопросах. Некоторые политики говорят, что хорошо, что люди смогли уехать от войны. Но человек, который спасается прямо от войны, и человек, который хочет сбежать из-за мобилизации — это огромная разница. А они семь месяцев молча сидели в России. Что они делали?
— Они молчали. Они молчат и сейчас.
— И вот сейчас, по крайней мере, полмиллиона бежали из России. Где демонстрации? Теперь, когда они уехали из России, они могли бы высказаться. Они этого не делают.
И я в этом связи также думаю обо всех этих прекрасных украинских людях, с которыми я познакомился за последние полгода в Берлине, которые вынуждены были бежать. Я не хочу, чтобы они подвергались опасности. И я не хочу, чтобы Троянские кони распространяли российскую пропаганду в моем городе и в моей стране, понимаете?
А что бы было, если бы эти 500 тысяч человек, которые сейчас сбежали от мобилизации, начали бы протестовать в России? Правительство перестало бы существовать. Они не могут арестовать всех. Посмотрите на протесты в Иране, что делают их женщины, а для них это очень опасно, понимаете?
— И последний вопрос, как забыть насилие и ужасы этой войны? Как можно избавиться от этого насилия и ужаса?
— Знаете, меня же это напрямую не касается. Поэтому что бы я ни сказал, это может прозвучать печально. Я рос и воспитывался после Второй мировой войны, и я знаю о войне только от своей матери, которая до сих пор травмирована Второй мировой войной. И я знаю о нынешней войне от людей, которых я встречаю.
Думаю, что всегда полезно концентрироваться на хороших вещах. Это может казаться легкомысленным, но это правда хорошая терапия.
Мы все уже знаем и видели свидетельства войны, и они ужасны. Иногда мои друзья присылают видео с пытками и другими ужасами. И я понимаю, боже, я не могу все время плакать. Нужно думать, чего ты хочешь от будущего.
Моя идея с лифтом — пример символических образов в синих и желтых цветах. Они показаны в различных сценариях, иногда болезненных. Я пытаюсь сохранить украинские традиции через современный дизайн — то, что Россия хочет стереть и забрать. Я пытаюсь как можно больше продвигать это, чтобы заставить мир увидеть, что он находится в опасности.
Я думаю, что нужно думать о будущем. Ведь война когда-нибудь закончится, надеюсь, скоро. А сейчас мы видим, как весь мир смотрит на Украину, на вашу страну. Так что давайте покажем всё, что вы можете предложить. У вас так много вещей, о которых мир никогда не знал. Так давайте покажем это все и будем это продвигать. Это влияет на имидж Украины, это повлияет и на ее экономику.
Думаю, что это единственная перспектива — смотреть вперед. Ведь если вы застрянете в этой депрессии, и будете вспоминать только бомбежки, это никуда не приведет, понимаете?
Я имею в виду, что если мы сосредоточимся только на плохом, на зле, на разрушении, то мы окажемся в замкнутом кругу, во тьме и не сможем оттуда выйти.
Мой любимый герой [американский политик] Харви Милк, его самое известное утверждение: “Надежда никогда не будет молчать”. Думаю, что это слова, с которыми нужно жить.
— Спасибо за разговор, и мы ждем вас в Киеве.
— Да, я собираюсь. Когда я говорю, что собираюсь приехать в Украину, то отмечаю, что мой первый пункт назначения будет Крым, в отпуск, а потом я поеду на север страны.
Читайте также: “Масяня” и война в Украине: интервью с мультипликатором Олегом Куваевым