Новая мировая реальность: революционное выступление топ-дипломата ЕС Жозепа Борреля

На этой неделе в Брюсселе проходит общая встреча послов Евросоюза. Ее тема — новая реальность, возникшая в мире за последние месяцы и годы.

Ее открыло выступление шефа европейской дипломатии Жозепа Борреля. Он говорил резонансные и подчас революционные вещи. Боррель признал ошибочность отдельных политик и подходов ЕС; признался, что сам ошибался в оценке ситуации перед вторжением РФ, но призвал делать выводы из своих ошибок.

Эта речь свидетельствует о том, что в Еврокомиссии и дипслужбе ЕС поняли необходимость быть геополитическими игроками. Именно этого Брюссель теперь потребует от послов ЕС.

Представляем главные моменты выступления Жозепа Борреля, изложенные “Европейской правдой“.

Новые рубежи дипломатии

Мы имеем дело с новыми рубежами дипломатии.

Мы вошли в мир, где царит радикальная неопределенность. Скорость и масштабы изменений исключительны, это несомненно, и этому не стоит сопротивляться — это были бы напрасные усилия. Мы должны принять новую реальность и адаптироваться к ней, придавая приоритет гибкости и стойкости.

Неопределенность превратилась в правило. События, которые должны никогда не произойти, происходят одно за другим. Такими темпами “черные лебеди”, то есть исключительные события, станут большинством.

Мы видим, как одна за другой происходят вещи, которые имели очень низкую вероятность. Но они произошли и оказали сильное влияние.

Я попробую подытожить то, что с нами происходит. Свое сегодняшнее выступление я попробую построить на двух вещах.

Во-первых, я задаю вопрос “что?”. То есть: что происходит? что будет дальше? что мы должны делать?

Во-вторых, вопрос “как?”. То есть: как мы поступаем? как мы работаем? как ЕС может получить лучшие результаты?

Настало время поговорить между собой о том, что мы делаем недостаточно хорошо, и как нам улучшить свою работу.

Старого мира больше не существует

Думаю, дело в том, что мы, европейцы, ощущаем последствия многолетнего процесса, в котором мы стали воспринимать источники нашего процветания отдельно от источников безопасности.

Наше процветание основывалось на дешевых энергоносителях из России. Российский газ воспринимался как дешевый, доступный, безопасный и стабильный — но уже доказано, что это не так.

Другим источником был доступ к крупному китайскому рынку — для экспорта и импорта, для передачи технологий, инвестиций и дешевых товаров. Китайские рабочие с их низкими зарплатами сделали гораздо большее для сдерживания инфляции в Европе, чем все центральные банки вместе взятые.

Итак, наше процветание основывалось на Китае и России.

Очевидно, сегодня мы должны искать новые пути энергии внутри Европейского Союза, насколько это возможно, потому что мы не должны менять одну зависимость на другую.

Это определенно приведет к сильной реструктуризации нашей экономики.

Люди не отдают себе в этом отчета, но тот факт, что Россия и Китай уже не являются теми, кем они были для нашего экономического развития, потребует сильной реструктуризации экономики.

Однако мы уже знаем, что лучшая энергия — это та, которую вы производите у себя дома.

Приспособление к новой реальности будет жестким, и это создаст политические проблемы.

Кроме того, мы делегировали свою безопасность Соединенным Штатам.

Хотя сотрудничество с администрацией Байдена прекрасно, а трансатлантические отношения никогда не были такими хорошими, как сегодня — кто знает, что произойдет через два года (после президентских выборов в США, — ред.) или даже в ноябре (после промежуточных выборов Конгресса США, — ред.)?

А если бы сейчас вместо Байдена в Белом доме был Трамп или кто-то подобный? Каков был бы ответ США на войну в Украине? Каков был бы наш ответ?

Это вопросы, которые мы должны себе задать. И ответ для меня очевиден: мы должны брать на себя больше ответственности. Мы должны взять на себя большую часть ответственности в обеспечении безопасности.

Больше не существует мира, в котором США заботятся о нашей безопасности, а Китай и Россия обеспечивают основу нашего процветания.

Четыре фактора глобального кризиса

Одновременно в наших странах происходит радикальное смещение, крайние правые усиливаются, и это выбор народа.

Итак, у нас есть сложный коктейль внутренних и внешних изменений, в котором старые рецепты больше не работают. У нас есть растущие вызовы безопасности, и наша внутренняя сплоченность — под угрозой.

И давайте посмотрим подробнее на последние несколько месяцев.

Во-первых, Украина.

Война в Украине продолжается. Мы не предполагали, насколько эффективно Украина будет сопротивляться.

И мы не верили, что война будет.

Я должен признать, что когда американцы говорили нам: “Они нападут”, то мы очень неохотно в это верили.

Отлично помню, как госсекретарь Блинкен позвонил мне и сказал: “Это случится в эти выходные” — а уже через два дня они (россияне, — ред.) начали бомбить Киев.

Но мы не верили, что это произойдет, и не предполагали, что Украина готова сопротивляться так ожесточенно и так успешно, как она это делает.

Безусловно, благодаря нашей военной поддержке, без нее это было бы невозможно, но и украинцы со своей стороны приложили немало сил.

Мы также не предполагали, что Путин может пойти на массовую мобилизацию и открытые ядерные угрозы. Думаю, все вы читали и перечитывали последнюю речь Путина, когда он объявил об аннексии.

Каждый европейский гражданин должен прочесть эту речь — и вы [послы ЕС], в частности. Вы должны объяснить миру, что означает его отношение к Западу и каковы истинные причины войны.

Во-вторых, Китай.

Глубокая американо-китайская конкуренция не стала неожиданностью. А вот эскалация напряженности на Тайване стала, ее не было в повестке дня. Она была спровоцирована поездкой одного человека (речь идет о спикерке Палаты представителей Нэнси Пелоси, — ред.), которая поставила Тайваньский пролив на грань… я бы не сказал — войны, но военных игр.

В-третьих, мировые продовольственный и энергетический кризисы.

Они были прогнозируемыми, но не такими острыми, как мы их увидели.

И я боюсь, что все только начинается. Продовольственный кризис еще усугубит ситуацию во многих частях света. Сомали и “Африканский Рог” — пример того, как изменение климата плюс война создают гуманитарный кризис таких масштабов, о которых мы в Европе даже не догадываемся.

Мы входим в идеальный шторм.

Во-первых, происходит рост цен. Во— вторых, центробанки повышают процентные ставки. Первыми это делают Соединенные Штаты, но все остальные должны повторять, потому что иначе их валюта будет девальвирована — все бегом повышают процентные ставки.

Мир следует за американской ФРС (Федеральная резервная система, — ред.), не имея другого пути, потому что иначе столкнется с оттоком капитала — и это напоминает мне происходящее в Европе перед введением евро, когда все должны были следовать монетарной политике, которую диктовала Германия. Потому что если вы не делали то же, что и Берлин, — капитал вытекал. Поэтому вы должны это делать, даже если из соображений вашего государства это не была правильная политика.

Происходящее между нами до введения евро происходит сегодня в масштабах мира.

Четвертое, ситуация с безопасностью.

Она не ограничивается только Украиной. Есть много проблем с безопасностью в Европейском соседстве.

Обострение в Северной Африке не стало неожиданностью, но то, как Россия становится его главным фактором, это действительно неожиданно. Мы не представляли (хотя и должны были предсказать), как быстро это распространится, от ЦАР до Мали и Буркина-Фасо.

Поэтому смотрите не только кризис в Украине. Мегатренды, которые будут формировать наш мир, — это и Украина, и не только она.

В прошлом году все говорили об Афганистане. Сейчас Афганистан ушел с первых полос. Такое впечатление, что его попросту не существует. Хотя проблемы остались, они не изменились, но о них никто не говорит.

Это иллюстрация того, как один кризис стирает предыдущий. Может показаться, что предыдущий при этом решается, но это не так. Многие одновременные кризисы создают тенденции, которые двигают этот мир.

Три характеристики современного мира

Во-первых, мир вошел в беспорядочную многополярность.

Есть конкуренция между США и Китаем, и она “структурообразующая”.

Мир структурируется вокруг этой конкуренции — нравится это кому-то или нет. Два больших государства конкурируют, и эта конкуренция будет реструктуризировать мир. Она будет сосуществовать с более широким распределением мира на демократии и авторитарные государства, но не совпадать с ним.

С нашей стороны (на стороне США в этом противостоянии, — ред.) очень много авторитарных режимов, поэтому мы не можем сказать: “Мы — демократии”. Это будет ложь.

Сейчас в мире есть тренд на авторитаризм.

Авторитарность развивается. Теперь это не только Китай и Россия. Иногда авторитарные государства носят костюм демократии, но уже не являются демократиями. Есть и те, кто не стремится выглядеть как демократия.

При этом мир не сугубо двуполярный.

Есть много игроков, каждый со своими интересами и ценностями. Посмотрите на Турцию, Индию, Бразилию, Южную Африку, Мексику, Индонезию. Они остаются посредине в этом структурирующем противостоянии. Это государства-качели, пристающие на ту или иную сторону в соответствии со своими интересами, а не только ценностями.

В то же время, Турция, Индия, Бразилия, Южная Африка, Мексика или Индонезия являются игроками и полюсами. Это и создает беспорядочную многополярность.

Вторая характеристика — у нас есть конкурентный мир, в котором всё становится оружием.

Оружием является энергетика, инвестиции, информация, миграционные потоки, данные и т.д. Идет глобальная борьба за доступ к стратегическим сферам: киберпространству, морскому или космическому пространству.

Третья характеристика этого мира — это рост национализма, ревизионизма плюс политика идентичности.

Путин на самом деле не хочет реставрировать коммунизм, но использует ресурс радикального национализма и империализма.

Другой пример — так называемый глобальный Юг (термин, обозначаемый в комплексе Центральную и Южную Америку, Африку и Южную Азию с Ближним Востоком, — ред.). Они не хотят, чтобы их заставляли становиться на чью-либо сторону в этой геополитической конкуренции. Более того, они чувствуют, что глобальная система не работает, они там не представлены, не играют той роли, которая соответствует численности населения и экономическому весу.

И когда мир входит в финансовый, продовольственный и энергетический кризисы, эти государства возлагают вину на нас, справедливо или нет.

Мы также видим, что возвращается война между государствами, как в фильмах — с танками, пехотой. Но в то же время продолжаются гибридные войны. Есть война дезинформационная. Я хочу отметить важность войны за информацию, о ней я скажу позже.

Я сначала говорил о двух вопросах, которые мы обсудим. До этого был вопрос “что?” — что приближается, что нам придется преодолевать.

Теперь перейдем к вопросу “как?”.

ЕС должен научиться быть смелым

Мы должны мыслить более политически. Мы должны быть более проактивными, но более реактивными.

Мы должны установить связь между этими проблемами.

В структуре ЕС происходит объединение политики в Еврокомиссии и одновременно “национализация” политики в Совете ЕС (где представлены государства-члены). Это сложная задача. Мы должны еще многое сделать, чтобы стать единственной силой, которая действует от имени Евросоюза в целом.

Мы пытаемся экспортировать свою модель, но недостаточно думаем, как другие воспримут этот экспорт нашей модели. Благодаря “эффекту Брюсселя” мы все еще устанавливаем стандарты, но все большая и большая часть мира не готова воспринимать как факт, что “европейская модель — самая лучшая, поэтому вы должны ее подражать”.

Это уже не воспринимается по культурным, историческим и экономическим причинам.

Мы должны больше слушать остальной мир. Требуется больше эмпатии. Мы склонны переоценивать рациональные доводы и думаем, что лучше знаем, что в интересах других людей. Мы недооцениваем эмоции и привлекательность политики идентичности.

Некоторые идентичности поднимаются и хотят быть признанными и принятыми, а не сливаться в рамках “западного” подхода.

Кроме того, мы должны быть быстрее и рискованнее. Иногда я узнавал больше о том, что где— то происходит, читая газеты, чем отчеты представительств ЕС.

Вы должны быть в режиме 24— часового реагирования. Мы живем во времена кризиса и должны работать в кризисном режиме. Будьте готовы быть смелыми, проявляя инициативу.

Что бы мы ни делали, будут решения, нарушающие табу.

Мы нарушаем табу, используя Европейский фонд мира для закупки оружия для Украины — а в начале слышали: “О, это невозможно, мы никогда этого не делали”.

“Мы никогда этого не делали” —  это не рецепт. Возможно, нам нужно начать делать то, что мы никогда не делали в прошлом. Да, мы месяцами дискутировали о тренировочной миссии ЕС в Украине, стоит ли это делать — а потом пришла война, и мы говорим: “Жаль, что мы этого не сделали”.

Мы должны лучше определять наши цели.

ЕС привык больше работать над семилетними сценариями, чем над годовыми планами, но поэтому люди иногда уже не верят в большие цифры, которые мы объявляем. Когда вы говорите: “В прошлом мы поддерживали эту страну на такую-то сумму денег”, то важно, эта сумма денег была потрачена за один год или за 10 лет? Потому что это совершенно разные вещи.

Мы в ЕС имеем привычку просто называть цифры, избегая временного измерения, без которого эти цифры ничего не означают.

Некоторые заявления дискредитируют нас, если за ними не идут конкретные действия.

Мы сейчас живем в кризисном менеджменте с измерениями “сегодня”, “вчера” и “завтра”. Кризис, кризис, кризис.

Но внешняя политика — это не просто управление кризисами, которые возникают один за другим. Надо стараться мыслить на средне- и долгосрочную перспективу. С пандемией, с климатом, с энергетическим кризисом мы должны думать также о более длинной перспективе.

Мы должны немного выйти из кризисного режима. Для этого нужно больше думать о том, как технологии изменяют мир. О взаимосвязи между энергией, климатом и сырьем.

Мы не можем заменить одну зависимость другой.

Мы счастливы, что импортируем много сжиженного природного газа через LNG из Соединенных Штатов (по высокой цене, кстати!) и замещаем российский газ американским и норвежским или азербайджанским. Но что если при новом президенте США не будут такими дружественными к европейцам?

Если мы получим критическую зависимость от сжиженного газа из США, то однажды можем снова оказаться в кризисе.

Так же что будет, если завтра у нас не будет кобальта или редкоземельных материалов, поступающих из ДР Конго, Южной Америки, Афганистана? А они для нас так же критичны, как нефть и газ.

Мы должны четко осознавать создание зависимости между энергией, климатом и технологиями.

Информационная война и битва мировоззрений

Напоследок — о коммуникации. Коммуникация — это наше поле боя. Мы должны воевать в коммуникации.

Это битва, которую мы не выиграем, если недостаточно боремся.

Кроме завоевания пространства, нужно завоевывать умы. Русские и китайцы очень продвинуты в этом. У них есть ботофермы, которые доходят до всех в мире, доносят и повторяют нужные им сигналы.

У нас нет ни Russia Today, ни Sputnik, ни даже “Радио Свобода”. Но все представительства ЕС должны делать гораздо больше в сфере коммуникации. В социальных сетях, на телевидении, в прениях.

Дипломатия ЕС должна быть гораздо больше вовлечена в битву нарративов. Она не является чем-то второстепенным, это великая битва за души людей.

К примеру, мы говорим, что Китай является нашим системным соперником, а значит, это соперничество европейской и китайской систем управления. И китайцы пытаются объяснить миру, что их система намного лучше. Мол: ну ладно, вы не будете выбирать главу правительства, но у вас будет еда, тепло и социальные услуги, лучшие условия жизни.

А люди хотят жить лучше. Мы должны объяснить, что существует связь между политической свободой и качеством жизни.

В нашей части мира есть сочетание политической свободы, экономического процветания и социальной сплоченности, но остальной мир не таков. И мы должны попытаться объяснить, что демократия, свобода, политическая свобода — это не то, что можно обменять на экономическое процветание или на социальную сплоченность, эти вещи должны идти вместе.

Иначе наша модель не работает.

В то же время попытаемся понять мир таким, какой он есть, и донести до него голос Европы.