В России завершились местные выборы в 80 регионах. В течение 9-11 сентября россияне выбирали глав округов, краев и членов региональных парламентов. Итог — большинство голосов у представителей правящей партии “Единая Россия”.
Как проходило голосование, почему результат был известен заранее и с какими фальсификациями столкнулись наблюдатели? Об этом в эфире телеканала FREEДОМ рассказал сопредседатель движения в защиту прав избирателей “Голос” Станислав Андрейчук.
— Оцените результаты местных выборов в России.
— Это был довольно ожидаемый результат. Набор регионов в этом году такой, что только такого результата и ожидали. Была надежда, что где-то на местном уровне та же самая КПРФ сможет немножечко побороться. Но там, где могла быть какая-то борьба, оказалась очень низкая явка. Например, во Владивостоке явка была около 12-13%, из которых в день голосования пришло всего 6%. А большинство проголосовало досрочно.
Досрочное голосование — это голосование практически принудительное. И там еще есть какой-то набор фальсификаций. Людей, которые добровольно приходили на избирательные участки на местных выборах, было в районе 6-8%. Понятно, что такие пропорции не могут отражать реальную ситуацию, взгляды большинства голосующих, граждан, которые просто остались дома. Поэтому, без каких-то сюрпризов, мы ожидали, что в этом году будет примерно так.
Большое количество регионов с традиционными массовыми фальсификациями. Плюс много губернаторских кампаний, у которых никогда не было серьезной конкуренции.
— О каких конкретно фальсификациях идет речь?
— Здесь традиционные истории, которые, наверное, знают практически во всех странах бывшего Советского Союза: вбросы бюллетеней, махинации на досрочном голосовании и на надомном голосовании.
Плюс у нас появилось сейчас так называемое дистанционное электронное голосование. В Москве в онлайн-голосовании взяли участие в три раза больше избирателей, чем на обычных избирательных участках. Онлайн-голосование практически неконтролируемо. Оно открывает огромные возможности для административного привода избирателей, то есть для голосования под давлением. Большая часть итогового голосования состоялась в первый день голосования в рабочий день [9 сентября].
Мы понимаем, что человек, который в пятницу с утра идет на работу, вряд ли полезет на госуслуги, чтобы проголосовать, и забыть об этом в субботу и воскресенье.
— Складывается впечатление, что в России очень сильно поддерживают власть. Зачем тогда нужны фальсификации?
— Когда у вас на выборы приходит 10-15% населения, очень сложно говорить о том, кто кого всерьез поддерживает.
— Опросы говорят о колоссальной поддержке Путина.
— Опросы в России всегда очень сильно завышают рейтинги власти. Мы это знаем по себе. Количественно опросы перед выборами часто показывают поддержку выше, чем власть получает на сфальсифицированных выборах.
Надо понимать, что в России всего три большие социологические службы, две из них находятся под прямым влиянием Кремля, а третья — независимая. Но проблема в том, что сетка региональная опросчиков, у них во многом пересекающаяся. Нельзя сказать, что это разные результаты. Мы понимаем, что опросы слабо отражают ситуацию в стране.
Проводить социологические опросы в авторитарной стране — довольно сомнительная затея.
Никому в голову не придет проводить соцопросы, например, в Северной Корее и смотреть на результаты. Россия не Северная Корея, Россия страна посвободнее, но, тем не менее, проблемы с социологическими опросами есть. Мы видели, что в прошлом году на выборах, если смотреть не на федеральных, в которых тоже доля фальсификаций была очень большая, а смотреть на выборы региональные, там, где итогам голосования можно доверять. Говорить о серьезной поддержке власти сложно. Оппозиция набирала сопоставимые голоса, даже в условиях прессинга, в условиях информационного неравенства, зачистки кандидатов и так далее. Даже те, кто добирался до бюллетеней, вполне себе с властью конкурировали.
— А сама власть понимает, насколько Кремль потерял поддержку населения?
— Думаю, что нет. Власти не видят результатов явки, потому что зачастую рисованием результатов занимаются люди на местах. Нет такого, что из администрации президента всем спускаются одинаковые инструкции. Нет, там, конечно, ждут каких-то результатов, какие-то плановые показатели задаются, причем от региона к региону они отличаются. Нет смысла от Новосибирской области ждать тех же результатов, что в Чечне. Никто в Новосибирске рисовать такие результаты не будет, как Кадыров.
При этом, как эти результаты достигаются, Кремль до конца не понимает. Проблема в том, что реального расклада по стране не видит никто. А вот Россия такая очень странная страна, в которой никто не знает, что на самом деле сейчас происходит. И это связано даже не с 2020 годом, так уже несколько лет продолжается. Ситуация просто усугубилась за счет того, что атмосфера не способствует открытости и выражению своего мнения.
— Многие эксперты говорили, что, наоборот, задача властей — высушить явку, чтобы на выборы пришли как можно меньше людей.
— Если мы отбрасываем онлайн-голосование, регионы, которые всегда фальсифицируют: Тамбовская область, Кубань, еще какое-то количество регионов, то явка мизерная. Явка не дотягивает до 20, зачастую до 15%, с учетом трехдневного голосования, с учетом нагона людей, которые зависимы от власти, так или иначе.
Реальная явка составляет почти 7%. На самом деле выборы высушены были по явке — агитации практически не было. Про выборы никто практически не говорил. Мы проводили медиа мониторинг и смотрели, что просто СМИ о выборах не писали.
Выборы прошли в такой тишине, что их общество практически не заметило. Особенно на фоне происходящего под Изюмом, Харьковом и так далее. Выборы мало кого интересовали.
— Как на выборы повлияло давление на оппозицию?
— Под оппозицией можно понимать очень широкий круг людей. И там есть крыло, которое практически неотличимо от Кремля, а есть крыло, наоборот, достаточно радикальное. И понятно, что как раз по тому крылу, которое в отдалении от кремлевских позиций находится, удар был нанесен сильнее.
Огромное количество людей просто либо эмигрировало из страны, либо деморализовано и отказывается от участия в выборах.
Желающих выдвигаться в этом году очень мало было. Поэтому в каком-то смысле это, конечно, повлияло.
Знаете, это вопрос даже не нынешних выборов, это вопрос избирательной партийной системы в целом. Потому что, если вы не можете зарегистрировать свою политическую партию и ваши структуры постоянно находятся под давлением и громятся, нормальной политической деятельностью заниматься не можете. Это всегда немножко подпольщина и полупартизанская политика.
Мы видели, что когда те же сторонники Навального, например, на выборах были допущены, то они вполне себе могли набирать в крупных городах по 40-45% поддержки, как это было в Новосибирске два года назад, когда несколько одномандатных округов с таким результатом на выборах горсовета выиграли. Люди просто не допущены, структуры разгромлены, лидер сидит в тюрьме, и неизвестно, сколько потом будет сидеть.
— Как проходило электронное голосование в Москве? Там были какие-то фальсификации?
— С электронным голосованием две проблемы: никто не знает, как оно проходит. Невозможно контролировать. Вторая проблема с принуждением как раз, потому что проконтролировать участие сотрудника в голосовании онлайн для начальника гораздо проще, чем при голосовании на обычном избирательном участке.
В Москве всего 7 миллионов избирателей. Более миллиона москвичей взяли участие в этом трехдневном голосовании именно в пятницу, в рабочий день. В субботу проголосовали 400 тыс., в воскресенье еще 300 тыс. Нет никакого разумного объяснения, почему люди голосуют на рабочих местах, кроме того, что они это делают под контролем.
Читайте также: “Выборы — это фикция”: как в России проходит 3-дневное голосование (ВИДЕО)