Что такое современная Россия и почему она не станет Германией образца 1945-го: интервью с российским поэтом Андреем Орловым (Орлуша)

Андрей Орлов — российский поэт, сценарист и продюсер, в прошлом журналист и политтехнолог.

Широко известен как поэт Орлуша и автор жестких сатирических памфлетов и феноменальных экспромтов на злободневные и острые темы. Писал для проекта “Гражданин поэт” с актером Михаилом Ефремовым. Имеет всего один изданный сборник поэзии, остальные молниеносно разлетаются и становятся популярными и цитируемыми в интернете.

В программе “Люди доброй воли” телеканала FREEДOM Андрей Орлов поделился мнением относительно варварской войны в Украине, которую развязала Россия. Он отметил, что не хочет иметь ничего общего со страной, которая перекрашивается в ярко-красный флаг с серпом и молотом.

Ведущий — Сакен Аймурзаев.

“Полезные советы оккупантам”

— Вы много раз бывали в Украине. Как изменилось ваше отношение к Украине после 24 февраля?

— Никак. У меня изменилось отношение к России — вместо неприязни и злобы появилась ненависть.

А как могло измениться мое отношение к Украине после 24-го? Я в Украине был десятки раз за последние восемь лет, выступал с концертами, просто путешествовал. Я Украину любил и люблю.

— Ненависть к России — это ненависть к стране, к людям, к режиму? К чему именно ненависть?

— Вы же чувствуете, как изменилось отношение к России в Украине — ненависть совершенно оправданная. Точно так же изменилось это у меня, у моей жены.

И если раньше мы могли сказать “наши сволочи напали на Украину в 2014 году” или “а у наших все-таки много ракет, лучше бы их не было”. Последние более полугода мы говорим “они”. Это я заметил просто в бытовом разговоре. Теперь мы говорим: “у них столько-то потерь” и “у нас (я имею в виду Украину) такие-то успехи”.

Я убежденный антикоммунист. Я родился в Советском Союзе. Но для меня СССР никогда не был идеологически поддерживаемой мною родиной. Я обрадовался, когда это все начало сноситься в начале 1990-х годов.

Но когда я увидел, что все перекрашивается обратно в ярко-красный флаг с серпом и молотом, меня с этой страной не связывает совершенно ничего.

Ничего: ни ностальгии, ни тоски городу Березники Пермской области, в котором я родился, ни по школе, в которой я учился… У меня ни одной эмоции нет. Если бы меня спросили: куда ты хотел бы сейчас поехать, 10 мест России? Не будет ни одного.

Но это не только связано с войной. Это связано со всеми процессами, которые происходили последние 20 лет и предыдущие 80 лет тоже.

И когда меня представляют в Украине как российского поэта, я говорю, что я поэт русскоязычный, а не российский.

— В том, что сейчас происходит, вы видите, если угодно, отрыжку той страны — того Брежнева, тех плакатов, того маразма, милитаризма?

— Милитаризма сейчас намного больше. Это не отрыжка, а реинкарнация.

Сейчас политический режим в России намного страшнее, чем при Брежневе и во многом страшнее чем даже при Сталине.

Свободы слова меньше, чем при Брежневе, это совершенно точно. Я в 1977 году был самым молодым членом Союза журналистов СССР, то есть успел пожить и поработать на так называемом идеологическом фронте. И чтобы написать некролог для Путина, мне не нужно даже рыться нигде, я напишу: “В траурном убранстве склонились знамена в актовом зале московского ордена Ленина, ордена Трудового Красного знамени Института химического машиностроения. Коллектив института во главе с ректоратом…” Нам за это тогда платили 5 копеек за строчку, и мы нахреначили этих строк и Брежневу, и Андропову, и Черненко.

Этих стандартных некрологов такое количество, что руки вспомнят с удовольствием, если придется.

— Какие события этой войны для вас были наиболее сильные, что пришлось их как-то поэтически пережить?

— Я же очень специфический поэт. Я не пишу новости как таковые. Я могу писать стихи на тему новостей. Я противник эмоционального описания войны людьми, которые ее не видели, которые на ней не были.

Я писал и пишу какие-то стихи, но не все выкладываю в интернет. А есть люди, которые считают, что они каждый день должны выдать текст, в результате получается некое караоке, кто лучше придумает рифму к слову “Буча” или к слову “Гостомель”, или “Херсон”.

У меня же, например, “Полезные советы оккупантам”. Вот один из этих стишков. Это было как раз, когда русские отошли от Киева.

Если ты пришел на почту
Отправлять домой посылку
Своей девушке в Задрищенск
Или маме в Мухосранск,
То тяжелые предметы,
Скажем, гири и гантели,
Не спеши пихать в коробку,
Чтобы не платить за вес.

Распихай их по карманам,
И когда в бою падешь ты,
Их бесплатно грузом 200
Довезут вместе с тобой.

Это будет очень скоро,
А стиральная машина
Может почтой ехать месяц,
Или даже целых два!

Сейчас все спорят: можно ли улыбаться и смеяться во время войны? Есть такая теория в политпсихологии, что, скажем, проголосовать против диктатора может только человек, который хоть раз не испугался посмеяться над анекдотом о нем, а потом пересказал.

С середины прошлого века в Габрово (Болгария) был конкурс карикатуры. И его логотипом был шут в колпаке, который писает на горящий фитиль круглой бомбы, как ее карикатуристы рисуют, и слоган: “Мир выжил, потому что смеялся”.

Я читал стихи перед разными аудиториями в Украине, в том числе и в госпиталях в 2015-2017 годах. И все солдаты говорят, что юмор очень нужен. И очень важно смеяться над противником.

— Кому вы сейчас адресуете свое творчество?

— Ни вы, ни я не можем знать, кто нас слушает и смотрит. Чем мы интереснее и острее, тем больше нас будет смотреть наших единомышленников, и тем больше будет смотреть людей, которые нас ненавидят.

Я много лет писал стихи для проекта “Господин хороший” (“Гражданин поэт”), которые читал Михаил Ефремов. Каждый ролик — миллионы просмотров. Моя оценка, что 35-40% — это хейтерская аудитория.

У меня был опыт общения с большой нелояльной мне аудиторией на концертах по России с проектом “Господин хороший”. И как только мы начинали говорить все, что думали о Путине, о Пескове, о Шойгу, о Медведеве, люди даже боялись хлопать. Были стихи о Росгвардии, когда им разрешили бить женщин, стрелять в детей. После этих номеров не было аплодисментов, но обращаться, разговаривать с ними тоже, я считаю, можно.

Кто услышит? Услышит тот, в ком не все еще истреблено.

“Хороший Чебу-рашка и Крокодил Шен-гена”

— Давайте о теме отмены русской культуры. Что вы думаете по этому поводу? В сети появились кадры из Мариуполя, где российские оккупанты снесли развалины драмтеатра, который стал братской могилой для детей, для сотен мариупольцев. И его огородили временным забором, а на нем повесили портреты русских классиков — Толстой, Пушкин и пр. И думаю: ну, что же вы делаете? Вы же сами предлагаете отменять этих писателей. Как с этим быть сейчас?

— Когда вы пытаетесь себе представить, что они себе думают, мой ответ простой — ничего они себе не думают. Люди, которые оформляли это, взяли за основу методичку по идеологическому оформлению того же красного уголка, то есть ленинской комнаты. Что нужен портрет, нужно взять из интернета плакатов и нахреначить их.

Нужны ли вообще любые памятники во время войны? Я считаю — нет. Свои любимые памятники нужно снять с постаментов и спрятать, чтобы они не пострадали. Чужие, нелюбимые снять постаментов, спрятать, а потом решить, кого ставить обратно, кого — нет. Понимаете, не до Пушкина сейчас.

Я участвовал во многих разговорах с деятелями так называемой русской культуры за границей. Многие из них переживают, что их там не печатают, что они там никому не нужны. Мой ответ обычно: значит, может, и в России ты был нафиг никому не нужен, но тебя печатали.

И сейчас эти все [российские] писатели, поэты, которые пишут по 100 стихов в день в поддержку Украины и думают, что за это им должны выдать какой-то специальный паспорт. То есть разговоры очень часто идут об открытии счетов, об устройстве их детей в школу. Ну, не надо так уже прикрываться политикой, даже если ты вынужден был уехать из России.

У меня по этому поводу есть стишок “Хороший Чебу-рашка и Крокодил Шен-гена”:

Весело ракеты улетают вдаль,
Говоря на русском языке,
И хотя нам прошлое немного жаль,
Мы уже свалили налегке.

Скатертью, скатертью, дальний путь стелется
И упирается в паспортный контроль.
Каждому, каждому в лучшее верится…
“Не виноваты мы!” — будет наш пароль.

Может, мы обидели кого-то зря,
Может быть, украли унитаз.
Обвинять нас в этом никогда нельзя,
Потому, что это — не про нас!

Скатертью, скатертью, дальний путь стелется
Вслед за потопленным русским кораблем
Не посылайте нас ни к какой матери,
А помогите нам евро и рублем.

В Украине лают наши пушки,
Но мы за них не будем отвечать
Мы — родня Есенина и Пушкина,
Ставьте нам шенгенскую печать!

Скатертью, скатертью, дальний путь стелется,
Топают русские, морда кирпичом.
Может, когда-нибудь Путин застрелится,
Предупреждаем вас: мы тут — ни при чем!

Пусть от паспортов с двуглавой птицею
Пограничник зло отводит взор.
Разрешите перейти границу,
А тем, кто не пропустит нас — позор!

Двери захлопнуты, жребии брошены,
Мы, взявшись за руки, валим из страны.
Лучшие русские, очень хорошие
Но и хорошие — на хрен не нужны!

“Три желания”

— Если посмотреть с точки зрения вашего опыта потиттехнолога, пиарщика. Можно было предположить в конце 1990-х, что участники политической жизни России рано или поздно превратятся в нынешних монстров?

— Понимаете, вот в шахматах есть некие позиции у коня, у ферзя, у короля. А в России получился король, который не ходит по правилам по одной клеточке на шахматной доске, а выполняет функции любой фигуры — ладьи, коня, палача, командира армии. Но так в шахматы не играют, потому что в шахматах существует некая демократия и коллективное действие фигур.

В России сложилась система, когда одна фигура играет за всех. Причем, это (Путин, — ред.) была полная пешка. И она прошла свой пешечный путь до конца и превратилась в какую-то несуществующую фигуру, которая и своих, и чужих может снять с доски и поставить новые фигуры. Такие красные фигуры, которые участвуют в игре с черными и с белыми. Понимаете?

Что касается монстров. Система с 2001 года наполнялась людьми, которым в любой демократической стране должно быть запрещено участвовать в политике. Это бывшие сотрудники карательных органов, госбезопасности СССР, их количество в аппарате правительства и президента доходило до 75%.

Путин своих насовал везде. И сейчас это не монстры ельцинских времен, которые были иногда с человеческими лицами, кто-то из них трансформировался, кто-то убит, кто-то уволен, кто-то уехал.

Нынешняя политическая система России не является градуированным развитием, это полная замена всех действующих лиц.

Поэтому монстрами стали те, кто был в начале века молодыми, начинающими монстрами. То есть, те, кто жил рядом с Путиным, был его окружением.

И так получилось, что советская школа госбезопасности порождала дружбу более крепкую, чем в либеральном российском сообществе. Оппозиция не так дружна, как бывшая ГБуха или соседи Путина.

— А что на самом деле — российские скрепы? Вот Путин, патриарх Кирилл все время говорят о духовности, о патриотизме, о великом прошлом. А что на самом деле скрепляет этот народ?

— Есть скрепы на букву В. Первая скрепа у них сейчас — это ВВ плюс П (Владимир Владимирович Путин, — ред.). А еще три В-скрепы — это водка, воровство, война. Это единственные скрепы, которые реально существуют в России.

— Что будет с Россией, когда она поймет, что натворила, что будет вот этим похмельем?

— Я его не вижу, потому что его не будет. Ведь что будет украинская победа — это когда они (российские войска, — ред.) стиснули зубы и ушли за границу Российской Федерации. Но война не будет продолжена на территории России, по крайней мере, таких планов нет ни у кого — ни у Украины, ни у Европы, ни у США.

Кто-то думает, что Россия будет подобна Германии после 1945 года, то есть, разделенной на четыре части, в которых проводится денацификация (то есть депутинизация, деолигархизация). Но эти процессы может проводить только внешняя власть, но ни один сценарий окончания войны не предполагает подобной власти. А русские сами себя депутинизировать не будут.

А если Путин помрет — своей или вынужденной смертью — то мое мнение, что будет только хуже. Потому что за 20 лет у него воспитан такой второй эшелон, что Путин покажется маленьким ребенком по сравнению с тем, что они хотят натворить.

Поэтому Россия будет не Германией 1945 года, а Германии 1918-19 годов (периода после Первой мировой войны, — ред.). Это когда она получила по зубам, замкнулась в своей территории, им запрещено было иметь армию. При этом они благополучно строили эту армию, но тайно. Они обучались у коммунистов в России летать на самолетах, ездить на танках. И потом начался реванш. Вот это сценарий, который я предвижу в России.

То есть Россия не умиротворится, это мое мнение. Она все поставит на военные рельсы. Как говорилось в анекдоте советского времени: не зря у нас макароны диаметром 7,62 мм, это чтобы макаронные фабрики могли делать патроны в первый же день войны.

Ракет, оружия, железа, нефти и всего остального у них полно. Они затаятся, и только дело времени и дело надежности запора, на который будет заперта военная машина России.

— Предлагаю закончить разговор еще одним вашим стихом.

— Стишок “Три желания”. Я его написал еще в 2015 году.

Я пошел с друзьями на рыбалку
Клевая компания была.
Тихий омут, комары, русалки,
Хорошо, как будто нет Ху*ла.

В сеть мою без долгих ожиданий
Золотая рыбка заплыла.
Я ей сразу — первое желанье:
— Сделай так, чтоб не было Ху*ла!

— А второе? — рыбка вопросила, —
Хочешь девок, тачку и бабла?
— Рыба, если ты исполнить в силах,
Сделай так, чтоб не было Ху*ла!

— Третье, блин, загадывай желанье! —
Рыбка мне в ответ произнесла.
Я в ответ сказал без колебаний:
— Сделай так, чтоб не было Ху*ла!

— Хрен с тобою! — рыбка отвечает.
Отпустил, рыбешка уплыла,
Я сидел на пне, ногой качая,
И мечтал, чтоб не было Ху*ла.

В общем, если что с Ху*лом случится,
В смысле, вдруг на лад пойдут дела,
Радостью начнут глаза лучиться
От того, что больше нет Ху*ла,

Знайте: это — не судьбы ошибка,
Не масонов тайные дела,
А кому-то золотая рыбка
Три желанья выполнить смогла.